В Новоусманском районном суде Воронежа третий месяц продолжается суд над активистами местного антиникелевого движения – Михаилом Безменским и Игорем Житеневым. Обоих обвиняют в вымогательстве 24 миллионов рублей у руководства Уральской горно-металлургической компании в обмен на прекращение протестной активности. В 2012 году УГМК выиграла конкурс на разработку и добычу никеля в Воронежской области. С тех пор в регионе проходят митинги и акции протеста. Михаил Безменский и Игорь Житенев находятся под стражей почти два года. Они вину отрицают и называют обвинения "абсурдными". Обоим грозит до 15 лет лишения свободы.
В Новоусманском районном суде Воронежа третий месяц продолжается суд над активистами местного антиникелевого движения – Михаилом Безменским и Игорем Житеневым. Обоих обвиняют в вымогательстве 24 миллионов рублей у руководства Уральской горно-металлургической компании в обмен на прекращение протестной активности. В 2012 году УГМК выиграла конкурс на разработку и добычу никеля в Воронежской области. С тех пор в регионе проходят митинги и акции протеста. Михаил Безменский и Игорь Житенев находятся под стражей почти два года. Они вину отрицают и называют обвинения "абсурдными". Обоим грозит до 15 лет лишения свободы.
В Новоусманском районном суде, который расположен в селе Новая Усмань примерно в десяти километрах от Воронежа, с начала июля проходят слушания по делу бывших активистов движения "Стоп-Никель" 31-летнего эколога Михаила Безменского и 45-летнего бывшего атамана казачьей автономии Новохоперска Игоря Житенева. Обоих арестовали в ноябре 2013 года в Воронежской области по обвинению в вымогательстве 24 миллионов рублей у компании УГМК в обмен на прекращение акций против добычи никеля, которые начались в Воронежской области весной 2012 года. Активистов этапировали в Москву и санкционировали их арест. Дело в отношении Безменского и Житенева было возбуждено по заявлению заместителя генерального директора УГМК Петра Ямова. Следствие велось больше двух лет, но в апреле 2015 года Генеральная прокуратура России отказалась утверждать обвинительное заключение, посчитав, что в деле нет состава преступления. Это, однако, не помешало Воронежской прокуратуре спустя несколько недель утвердить документ и отправить дело в Новоусманский суд. Активисты антиникелевого движения убеждены, что выбор этого суда обусловлен отказом брать это дело воронежскими судами. 7 июля 2015 года начались слушания по существу.
По версии следствия, Безменский и Житенев требовали от УГМК денег и угрожали продолжить протестные акции против разведки Еланского и Елкинского медно-никелевых месторождений, тем самым причиняя вред "имуществу и деловой репутации" УГМК. Следствие утверждает, что активисты использовали для давления на компанию массовый сход противников добычи никеля 22 июня 2013 года, который перерос в погром: радикально настроенные активисты разгромили лагерь геологов и сожгли две буровые УГМК. Представители компании тогда заявили, что эти события спровоцировали сами активисты. Версию следствия поддержал и выступивший в суде в качестве свидетеля обвинения топ-менеджер УГМК, курирующий безопасность, Юрий Немчинов. Он рассказал суду, что познакомился с обвиняемыми летом 2013 года, когда изучал протесты против действий компании в регионе. По его словам, Михаил Безменский пообещал ему, что может отговорить активистов от акций, поэтому компания, которая, по словам Немчинова, получила многомиллиардный ущерб после акции 22 июня, согласилась на условия Безменского и начала ему платить. Представитель УГМК утверждает, что организация заплатила активисту 24 миллиона рублей, и Безменский постоянно требовал больше – для себя и других протестующих, в том числе и для Игоря Житенева. Последнего задержали сразу следом за Михаилом Безменским и при его содействии: следователи провели "оперативный эксперимент", отправив Безменского к Житеневу с деньгами и поймав казачьего атамана в момент передачи.
Игорь Житенев и Михаил Безменский вину отрицают. В июне 2014 года в прессе появилось письмо Безменского из московского следственного изолятора "Водник". В нем Безменский рассказал, что познакомился с сотрудниками УГМК Немчиновым и Ямовым в 2013 году, когда они занимались "нейтрализацией протестных акций против добычи никеля". По словам Безменского, протесты "провоцировались самими сотрудниками УГМК", поскольку на "борьбу с населением" выделялся "хороший бюджет". Активист отверг обвинения в вымогательстве, по его словам, он брал деньги у УГМК за услугу – за то, что организовывал встречи с протестующими, их инициатором он не являлся. Безменский рассказал также о давлении во время следствия, о том, что его заставляли подписывать признательные показания и он делал это "не своим почерком", о том, что он был вынужден подставить Игоря Житенева, о том, как угрожали его семье. Безменский подчеркнул, что смог написать это письмо только после того, как были арестованы по обвинению в провокации взяток следователи Денис Сугробов и Борис Колесников, которые вели его дело. "Не дай господь пережить кому-то, что пережил я. Если бы Сугробова и Колесникова не уволили, а потом арестовали, вряд ли я бы дожил до сегодняшнего дня", – написал в заключение своего письма Михаил Безыменский.
Из письма Михаила Безменского также следует, что третьим фигурантом дела мог стать координатор движения "В защиту Хопра" Константин Рубахин, который был вынужден покинуть Россию после ареста Безменского и Житенева. При этом Рубахин продолжает следить и за судьбой антиникелевого движения, и за уголовным делом. В интервью Радио Свобода Константин Рубахин поделился своими впечатлениями и ожиданиями от процесса:
– Суд начался 7 июля по существу с допроса Юрия Немчинова – руководителя УГМК, структуры по безопасности. Он рассказал про то, как он общался с Житеневым и Безменским и как они у него вымогали деньги. В материалах дела имеются записи этих разговоров, там Михаил Безменский пытался договориться с УГМК и устроиться к ним на работу, чтобы как раз вести общественную деятельность против нашей общественной деятельности. Безменскому в отношении Житенева была поставлена задача затащить его на встречу. Он всячески вызывал его, и на одной из встреч Немчинов активно предлагал Житеневу алкоголь, просил его несколько раз настойчиво взять деньги. И несколько раз Игорь отказывался. Так вот на суде Немчинов заявил, что Игорь не озвучил сумму, что сумму ему озвучил до этого Безменский, а Игорь жестами у него эти деньги вымогал. Это, конечно, бред, потому что есть видео. На нем видно, что достаточно нетрезвый Игорь Житенев пытается заговорить "за жизнь" на том фоне, что Немчинов постоянно предлагает ему взять деньги. На этом же суде Немчинов сказал, что избиение Житеневаохраной УГМК 13 мая 2013 года, в результате которого Житенев месяц пролежал в больнице, произошло после того, как Житенев подошел к охраннику, сказал: "Я твою маму тра-та-та" – и плюнул в лицо. Охранник не выдержал и ударил Житенева. Но это чистая ложь. Я там был, я видел. Житенев ринулся в эту кучу, когда один из охранников начал душить девушку, и тут же ему сбоку прилетел профессиональный удар от охранника, который со стороны молча наскочил. На видео видно, что там никто никому никакие слова не говорит – там некогда просто было. То есть уже первые свидетели начинают с такой лжи.
– Еще один свидетель, которого допросили 3 сентября, Станислав Кадменский, – продолжает Константин Рубахин. – Он представляет Воронежский государственный университет (ВГУ), который заключил с УГМК соглашение о мониторинге. В рамках этого в ВГУ признали, что есть радиационное загрязнение местности. Что по гамма-фону оно превышено раза в три, а по альфа-частицам оно превышено более чем в сто раз. Альфа-радиация – радиация, которая распространяется на сантиметры, но при попадании в организм, частицы вызывают 100% онкологию, потому что они не выводятся, и в местах, где они есть, возникают опухоли. Эта вода течет из старых скважин, попадает в пруды, где люди ловят рыбу, она выливается на землю. На суде Кадменский сказал, что нет никакой радиации, доклад, который прозвучал на общественном совете и в Воронежской думе, он знает. У нас есть видеозаписи выступления, где его коллега Любашевский говорит о превышении стократном по альфа-, десятикратном по бета- и трехкратном по гамма-излучению. Свидетель Кадменский, который руководил этой группой, заявляет на суде, что нет никакой радиации, что доклад был, но этих данных там не было, что он лично заверял доклад. Я удивляюсь, как так можно говорить под присягой прямую ложь?! Примерно такой суд.
– С вашей точки зрения, какие есть шансы у защиты в этом деле? На чем могут строиться доказательства?
– То, что обвинения абсурдны считает, как ни удивительно, не только адвокат, но и Генпрокуратура. В феврале этого года заместитель прокурора Гринь написал следственной группе ответ, что дело необходимо отправить на доследование, т. к. Безменский выполнял задачи, которые ему ставили менеджеры компании, встречи происходили по инициативе менеджеров компании и они оплачивали его услуги. Поэтому состава преступления тут нет. После этого следственная группа перевела это дело в Воронеж и провела через воронежскую прокуратуру. Надо заметить, что в воронежской прокуратуре работала супруга руководителя департамента по имуществу Воронежской области Увайдова, который подписывал победу УГМК в Роснедрах. Его супруга работает в прокуратуре, которая потом утвердила обвинительное заключение и оправила дело в Усмань. Мы видим, что обвинение разваливается. Его сначала переквалифицировали в мошенничество после вымогательства, потом обратно в вымогательство. У нас есть надежда, что обвинение развалится полностью, но зная опыт наших судов, раз люди уже отсидели в СИЗО, возможно, это будет приговор, по которому их отпустят в зале суда.
– А что известно о деле в отношении вас?
– Безменский в ролике НТВ, который стали крутить в ноябре 2013 года, когда их задержали, говорит, что по заданию Рубахина он пошел с деньгами в УГМК. В принципе это и была концепция дела. Потом из тюрьмы Безменский написал письмо, в котором описывает, как топ-менеджер УГМК вместе с операми подготовили ему сумку с 7 млн евро и послали ко мне на встречу. 27 ноября 2013 года он предложил мне встретиться в Москве. Я предложил ему свое место, он настаивал на своем, как выяснилось, там и была засада. Я позвал его в кафе "Мастерская", сидел и там его ждал. И пока я ждал, мне позвонили с Хопра, сказали, что их арестовали, из чего, конечно, я сделал вывод, что что-то нечисто, и из этого кафе ушел. Одновременно я узнал, что у меня под дверью дежурит восемь полицейских, и домой с 27 ноября 2013 года вернуться я уже не мог. На следующий день полицейские уже вскрыли квартиру, провели обыск и изъяли документы, включая мой паспорт и электронные носители. По материалам дела мы видели, что оно направлено в том числе против меня, из-за мне этого пришлось менять свой правовой статус в России, перестать присутствовать физически.
– Как вы считаете, кому это дело выгодно? Выгодно ли оно УГМК или кому-то выше?
– Думаю, кому-то выше – лишнее политическое дело совсем не нужно. Перед УГМК ставилась, конечно, задача. Они отмечаются в Администрации президента, они рассказывали, что их там постоянно прессуют из-за того, что на Хопре неспокойно. У них могли бы просто отозвать лицензию – пойти навстречу народу со стороны российской власти. УГМК было мотивировано в любом случае эту работу продолжить и поставило задачу своим топ-менеджерам так или иначе загасить протесты. После того как 22 июня 2013 года люди прорвали забор лагеря и сожгли буровые, они свернули работы. Но к ноябрю, чтобы выполнить условия лицензии, им надо было начать бурить. 18 ноября мы встали перед бурилками, не пускали их на места проведения работ, тогда, видимо, они решили запускать этот план "Б", чтобы деморализовать протестующих и показать, что УГМК может взять любого и найти повод его арестовать.
– А Житенев и Безменский – случайные жертвы в этом процессе? Насколько важную роль они играли в протесте?
– Михаил Безменский оказался рядом с нами в результате того, что его гражданская жена Галина достаточно активную позицию против никеля занимала. Они жили в Борисоглебске, и мы с ней сотрудничали, она старалась активно помогать – это была и организация митингов, координация каких-то действий. Михаил просто помогал – кого-то подвезти, встретить. Они очень удобно жили относительно вокзала: они встречали, когда приезжали журналисты, мы сами из Москвы. Логистически. На этом все, что касается Безменского. Что касается Житенева, то он был атаманом Новохоперской казачьей автономии, и десяток ребят местных казаков были всегда с нами – планировали, строили лагеря. Потом, когда Игоря избили в мае 2013 года, он стал эмоционально лабилен, он решил отдохнуть. В этот период, к осени он собирался уже куда-то поехать отдохнуть. Его уже на излете, в ослабленном состоянии заманили, сунули деньги и забрали. Михаил Безменский, конечно, сам предлагал услуги УГМК. Мы не можем говорить, что он совершенно не виноват по отношению к людям, но преступление он не совершал, потому что это была реально подстава со стороны УГМК. Я надеюсь, что и Безменского и особенно Житенева, который вообще ни в чем не виноват, отпустят в зале суда, – говорил Константин Рубахин.
В конце 2013 года правозащитный проект "Экоузник", который занимается мониторингом преследования граждан, защищающих природу, присвоил Игорю Житеневу статус "экоузника". По мнению сотрудников проекта, его преследуют исключительно из-за его "действий по защите природы родной земли". Организация призвала отпустить бывшего атамана казачьей автономии, который до сих пор так и не оправился от избиения в 2013 году. Рассказывает жена Игоря Житенева Оксана:
– Я его видела на суде 26–27 августа. Он очень плохо себя чувствует. Мы отнесли заявление врачам в СИЗО, должны у него взять анализы. А так – никакие посещения врачей, к ним просто не пробьешься. У него большие кровопотери, ему нужно лечиться. 13 мая 2013 года его избили сотрудники ЧОП "Патруль" – охранное предприятие, которое охраняло месторождение и сотрудничало с УГМК, он получил серьезные травмы, его лечение не было закончено. Он попал в СИЗО, там никакого лечения не было.
– Какие у вас впечатления от суда?
– Мне кажется, его специально затягивают: вызваны свидетели, не имеющие никакого отношения к этому делу. Суд назначают по два раза в месяц, то есть по материалам дела они будут проходить еще очень долго. Мое впечатление такое, что его просто забросили неизвестно куда. По оценке адвокатов, которые участвуют в деле, и с теми, кто независим, состава преступления нет ни у Житенева, ни у Безменского, потому что Безменский сотрудничал с УГМК. А какие перспективы, я не знаю – законы у нас не соблюдаются.
– А сам Игорь как суд воспринимает? Ждет ли объективного разбирательства?
– У него состояние депрессивное. Периодами он верит, периодами – опускает руки.
– С вашей точки зрения, почему именно он стал фигурантом дела?
– Может быть, слишком много он говорил правды, и рот ему решили заткнуть таким способом, хотели развалить движение. Я сейчас я нахожусь в Москве. После того как Игоря арестовали, мне пришлось сбежать просто за 24 часа. Нам угрожали. Около нашего дома постоянно дежурила машина сотрудников ЧОП "Патруль", постоянно было давление, что у нас ребенок, что мы должны думать о нем. Мы ее даже никуда не выпускали со двора, переживали. Это было в большей степени психологическое давление. Потом, когда Игоря арестовали, у нас производили обыск, привезли чемодан с деньгами, пытались мне его всунуть в окно довольно настойчиво. Меня спасло, что к нам во двор вошли посторонние люди. Поэтому я побоялась там оставаться с дочерью, мне пришлось уехать, бросив все. Сейчас я работаю, дочь у меня ходит здесь в школу, у меня здесь живут брат с сестрой, – рассказывала Оксана, супруга Игоря Житенева.
Директор по развитию зеленого движения "Эка" Татьяна Честина на одном из заседаний выступила в качестве свидетеля защиты. В интервью Радио Свобода она рассуждает о том, что именно возмутило жителей Воронежской области и спровоцировали протесты, не стихающие до сих пор:
– Компания УГМК получила лицензию на добычу никеля в Черноземье. Это судьбоносное для густонаселенного аграрного региона решение никак не обсуждалось с местным населением, никаких экспертиз о том, что это экологически безопасно, нужно для страны в условиях, когда 90% никеля экспортируется за рубеж, не проводилось. Естественно на этом фоне возникли огромные протесты местного населения, люди к нам обращались за консультациями. Я говорила на суде о том, что не только население было против, но и высокого уровня ученые из МГУ, РАН по обращению Общественной палаты дали экспертную оценку. Мы неоднократно говорили, что есть основания подозревать, что данное дело носит заказной характер и что имеются признаки коррупционного сговора между компанией УГМК и следственным департаментом МВД. Его цель – дискредитировать протестное движение и запугать местных жителей крайне затянутым уголовным делом.
Важно отметить: невозможно было одному человеку, который даже не является активным участником протестного движения, остановить многочисленные протесты. Компания этого не могла не знать. В Воронежской области действует большое число инициативных групп жителей, которые наиболее активны. Но по опросу, который проходил при поддержке института социологии РАН, 98% жителей против добычи никеля. Конечно, ни Житенев, ни Безменский, ни любой другой человек в Воронежской области не мог повлиять на протест, это просто невозможно. Даже сейчас, несмотря на то что компания говорила, что протесты снизились, это некорректно. В апреле собрали и передали 100 тысяч подписей против добычи. Так что активность не изменилась, хотя, конечно, после этого дела им очень тяжело, потому что они сталкиваются с обвинениями в том, что якобы кто-то что-то у кого-то вымогал. Я думаю, это такое удачное стечение, удачное для тех, кому выгодно это дело, на этом месте мог оказаться кто-то другой, в другом контексте по другим обвинениям.
– Вы говорите, что, несмотря на это дело, протестная активность продолжается, а на какой стадии работа УГМК? Они продолжают разрабатывать месторождение?
– Там сейчас идут геологоразведочные работы. Компания говорит, что по итогам этой разведки они примут решение. Но – почему были такие бурные протесты – лицензия была выдана и на разведку, и сразу на добычу. Я в суде говорила о том, что есть протоколы Мингео от 90-го года, согласно которым уже месторождения разведаны. Мы считаем, что у компании и у государства есть эта информация и, возможно, идет такое растягивание ситуации, чтобы протесты стихли, люди бы устали физически и морально.
– В ближайшее время какие-то акции ожидаются?
– Люди собираются постоянно. В конце июля митинг прошел в Борисоглебске. Люди возмущены и огорчены, что в ответ на 100 тысяч подписей им пришел формальный ответ, это был момент морального упадка, но активные действия продолжаются. В Воронеже, например, идут еженедельные пикеты. Был период, когда люди выходили каждый день. В Воронеже любой человек, если подойти на улице и спросить, в курсе этой проблемы. Я даже часто, когда бываю в Воронеже, специально спрашиваю у таксистов и случайных людей – в курсе все.
– Если тезисно сформулировать, что именно в этой ситуации возмутило местных жителей? Какие последствия экологические и экономические может иметь разработка и добыча никеля?
– То, что людей заботит сильнее всего, – загрязнение водных ресурсов. В МГУ рассчитали: радиус депрессионной воронки – 26 м. Если простым языком, то есть уже сейчас люди, которые живут в Воронежской области и занимаются сельским хозяйством, испытывают проблемы с водой. И эти проблемы еще сильнее обострятся. В этот радиус попадает Хоперский заповедник, очень известный во всем мире. Это может вызвать обмеление Хопра и исчезновение озер, хоперского заповедника. Есть очень большая проблема отходов: часть планируют складировать на поверхности, а понятно, что такое отходы от добычи никеля – это первый класс опасности, очень канцерогенный, будет загрязняться и почва, и вода. Добыча закончится, а последствия будут очень много лет. Кроме экологических проблем есть еще и социальные: будет происходить разрушение уклада. Я сама выросла в месте, где был ГОК (Горно-обогатительный комбинат. – РС). После того как он закрылся (а добыча рассчитана на 40 лет), то место, где я жила и выросла, практически исчезло с лица земли. Это проблема моногородов. Это не Урал даже, это Черноземье, люди не занимались там добычей цветных металлов, у них нет этой профессии. Их привычный уклад будет разрушен. Сырьевая политика полностью противоречит тому, что декларирует государство: продовольственная безопасность, импортное замещение. А где выращивать наши продукты? На черноземах, которые будут разрушены этой добычей? – размышляет эколог Татьяна Каргина.
Антиникелевое движение в Воронежской области возникло весной 2012 года, когда Федеральное агентство по недропользованию объявило конкурс на разработку Еланского и Елкинского медно-никелевых месторождений на востоке Воронежской области, которая, как утверждали еще в 60–70-е годы, является третьим регионом России по запасам никеля. Общая стартовая цена лицензий составила почти 170 млн рублей. 22 мая 2012 года Роснедра назвали победителя: им стала Уральская горно-металлургическую компания (УГМК), которую возглавляет бизнесмен Искандер Махмудов, чье состояние, по последним данным "Форбс", оценивается в 3,5 млрд долларов.
Митинги и акции протеста против добычи никеля проходят не только в Воронежской области, но и в соседних областях. Они собирают от нескольких сотен до нескольких тысяч участников. Противники добычи никеля сформировались сразу несколько общественных движений: "Стоп-никель", "В защиту Хопра" и другие. Жители требовали ввести полный запрет на разработку Елкинского и Еланского месторождений, аргументируя это тем, что в противном случае сильно пострадает река Хопер, признанная ЮНЕСКО самой чистой рекой в Европе. Пик противостояний между местными жителями и УГМК пришелся на 2013 год, когда на месторождениях стартовали поисково-оценочные и геологоразведочные работы. Они должны завершиться в 2016 году, после чего, как сказано на сайте проекта "Воронежский никель", будет принято "окончательное решение о целесообразности разработки".
Представители компании УГМК заявили Радио Свобода, что до окончания процесса над Михаилом Безменским и Игорем Житеневым не комментируют ни само дело, ни в целом ситуацию, связанную с добычей никеля в Воронежской области. На сайте организации в разделе "Экология" сказано, что "одним из главных требований компании к предприятиям Холдинга является соблюдение требований экологической безопасности на всех этапах производства".
Дело в отношении Игоря Житенева и Михаила Безменского завершится, как ожидается, также в следующем году. По информации активистов, судебные слушания расписаны до июня 2016-го. Следующее заседание по делу назначено на 24 сентября. По обвинению в вымогательстве Михаилу Безменскому и Игорю Житеневу грозит до 15 лет лишения свободы.
Источник: svoboda