Кубанская некоммерческая организация Южный региональный ресурсный центр (ЮРРЦ) прекращает свою работу. Руководители и члены НКО связали решение самоликвидироваться с постоянным контролем и давлением властей. Так, на прошлой неделе директор грантовых программ ЮРРЦ Михаил Савва был допрошен в качестве свидетеля по делу о растрате в дружественной НКО. Правозащитник, однако, не сомневается, что в статусе свидетеля он пробудет недолго, а дело заведено с целью отправить его за решетку: в этом году Савва уже был условно осужден за мошенничество с грантом, который якобы похитил.
Кубанская некоммерческая организация Южный региональный ресурсный центр (ЮРРЦ) прекращает свою работу. Руководители и члены НКО связали решение самоликвидироваться с постоянным контролем и давлением властей. Так, на прошлой неделе директор грантовых программ ЮРРЦ Михаил Савва был допрошен в качестве свидетеля по делу о растрате в дружественной НКО. Правозащитник, однако, не сомневается, что в статусе свидетеля он пробудет недолго, а дело заведено с целью отправить его за решетку: в этом году Савва уже был условно осужден за мошенничество с грантом, который якобы похитил. В беседе с «НИ» Михаил САВВА рассказал, почему деятельность НКО в России становится бессмысленной и чем правозащитники не угодили краевым властям.
– На общем собрании было принято решение о самоликвидации Южного регионального ресурсного центра. Почему так произошло?
– Я на собрании был одним из тех, кто настаивал на самоликвидации НКО. Причина в том, что в нынешней ситуации в России организация просто потеряла возможность выполнять свою миссию, то есть развивать гражданское общество. Давление на независимые НКО является настолько жестким, что фактически сделало нашу деятельность бессмысленной. Южный региональный ресурсный центр проверяли за последние два года несколько раз самые разные контролирующие службы. При этом никаких серьезных нарушений выявлено не было. Нарушения, которые были, например, выявлены управлением юстиции по итогам последней проверки уже этой осенью, состояли в том, что в протоколах неправильно поставлены запятые. Организация работала чрезвычайно корректно.
– На прошлой неделе вас вызывали на допрос в полицию по делу директора НКО «Информационный учебный центр «Левадос» Елены Шабло. Вы можете рассказать, зачем?
– Я ничего не могу вам сказать – с меня взяли подписку о неразглашении. Следователь, который ведет дело Елены, настроен очень агрессивно. Я говорил ему, что требование ко мне вообще не говорить об этом деле – незаконно, что следователь должен определить перечень вопросов, которые я не могу разглашать. Разговор закончился ничем. Следователи (по крайней мере в Краснодарском крае) понимают подписку о неразглашении слишком широко. Не так, как это трактуется в Уголовно-процессуальном кодексе.
– Почему вы и ваша семья уверены, что из свидетеля вас могут сделать обвиняемым?
– Я ничего не могу вам сказать – с меня взяли подписку о неразглашении. Следователь, который ведет дело Елены, настроен очень агрессивно. Я говорил ему, что требование ко мне вообще не говорить об этом деле – незаконно, что следователь должен определить перечень вопросов, которые я не могу разглашать. Разговор закончился ничем. Следователи (по крайней мере в Краснодарском крае) понимают подписку о неразглашении слишком широко. Не так, как это трактуется в Уголовно-процессуальном кодексе.
– Почему вы и ваша семья уверены, что из свидетеля вас могут сделать обвиняемым?
– Дело Елены было возбуждено в этом году, уже после того, как мне был вынесен приговор. Однако существует еще заявление Елены Шабло двум уполномоченным по правам человека: российскому и краевому. Они были написаны еще 10 апреля 2013 года (в этот период началось следствие по делу о присвоении Михаилом Саввой гранта. – «НИ»). В этих заявлениях достаточно подробно говорится о том, что от нее требовали оговорить меня. Причина интереса к Елене – в том, что от нее хотели и, возможно, хотят сейчас получить показания против меня. Елене открытым текстом объяснили, что она не нужна, а нужен я. Таким образом, учитывая мой условный срок, второе уголовное дело против меня может привести к тому, что меня возьмут под стражу, а потом отправят в место лишения свободы. Я предполагаю, план именно таков.
– Почему, как вы считаете, вас снова решили отправить за решетку?
– Я могу только предполагать. То, что инициируется российскими службами безопасности, часто нелогично и с точки зрения здравого смысла объяснения не имеет. Каких-то новых факторов со времени моего последнего дела нет, за исключением того, что я не поменял свою точку зрения и гражданскую позицию после отсидки и домашнего ареста. Возможно, это просто месть за то, что я не признал вину. Возможно, это месть за активную информационную кампанию по моему первому делу. Такое тоже вероятно, поскольку у них существует принцип, что они всегда выходят победителями из любой ситуации. Причина же в целом моего преследования, конечно, в моей общественной деятельности, поскольку я не совершал преступлений.
– У вас, насколько я знаю, есть подозрение, что на прошлой неделе к вам пытались проникнуть в квартиру и получить информацию с компьютера…
– Это достаточно обоснованное предположение, хотя, естественно, доказательств нет. Дело в том, что какое-то время назад в квартире были повреждены замки. Причем один из двух замков на входной двери в квартиру был вообще выведен из строя. Судя по всему, не очень умелым обращением. Это не могли быть хулиганы, поскольку есть еще тамбур, дверь в который тоже закрывается, а поврежден был именно замок входной двери. Кроме того, буквально на днях стали происходить совершенно непонятные вещи с нашим компьютером. Тогда и было сделано предположение, что да, в нем порылись. Не исключаю, что он находится под дистанционным наблюдением и как-то контролируется.
– На какой стадии находится сейчас дело, по которому вас осудили?
– Краснодарский краевой суд 30 сентября рассмотрел апелляционные жалобы на приговор: мою и моего адвоката. Приговор был оставлен в силе без малейших изменений. Это ожидаемый результат для нас. В Краснодарском крае взаимодействие силовых структур и судов является слишком тесным, дружеским, братским. Поэтому сейчас мы с адвокатом готовим дальнейшее обжалование в Европейский суд по правам человека. Там по таким основаниям, как в моем случае, всегда принимают решение в пользу человека.
– Какие ваши права были нарушены?
– Перечислять их долго. Но самое главное, что все обвинение построено на показаниях одного человека, Виктории Реммлер (руководителя маркетингового агентства «Пилот», которому ЮРРЦ заказал социологическое исследование на средства гранта. – «НИ»). Эти показания ничем не подтверждены, а мне или моему адвокату не дали возможности даже задать ей вопрос. Это грубейшее нарушение, которое приведет к отмене приговора, но, конечно, не в России, а в ЕСПЧ. Нарушено мое право на справедливое судебное разбирательство и еще целый ряд других. Нарушений столько, что опытные юристы просто поражаются, как следствие и суды могли подставить себя таким грубым образом.
Источник: newizv.ru