Летом 2012 года в России был принят т.н. «Закон об иностранных агентах», согласно которому были внесены поправки в законодательство, регулирующее деятельность некоммерческих организаций. Закон обязывал регистрироваться в качестве «иностранных агентов» все некоммерческие организации, которые финансируются из-за рубежа и занимаются политической деятельностью.

Летом 2012 года в России был принят т.н. «Закон об иностранных агентах», согласно которому были внесены поправки в законодательство, регулирующее деятельность некоммерческих организаций. Закон обязывал регистрироваться в качестве «иностранных агентов» все некоммерческие организации, которые финансируются из-за рубежа и занимаются политической деятельностью.

На данный момент в реестре "иностранных агентов" состоят 94 организации, среди которых "Экологическая вахта Сахалина", ассоциация "Голос", благотворительное общество "Мемориал", фонд Дмитрия Зимина "Династия", "Сахаровский центр", мемориальный музей политических репрессий, правозащитная организация "Комитет против пыток".

9 декабря 2014 года в реестр "иностранных агентов" по решению Минюста была включена "Московская школа гражданского просвещения" (до 2013 года именовавшаяся "Московской школой политических исследований).

В интервью порталу ЮГА.ру выпускница МШГП и тьютор программы дистантного гражданского просвещения Светлана Шмелева рассказала о деятельности Школы, "иностранных агентах", гражданском просвещении и демонизации либерально-демократической идеологии.

Светлана, Школа появилась в 1992-м году. Как началась эта история. Какие цели ставила перед собой Школа в момент своего основания? При помощи гражданского просвещения содействовать развитию демократических институтов в России?

– Я не была свидетелем этого события, но знаю, что в 1992-м году была Школа была зарегистрирована де-юре. До этого она существовала на кухне у ее основателей – Юрия Сенокосова и Лены Немировской. Там много времени проводили самые разные интеллектуалы (например, философ Мераб Мамардашвили), объединенные человеческой потребностью: обсуждать не только личное, но и общее, что-то значимое для всей страны.

Конечно, тогда ни Юрий, ни Лена не думали во что это все перерастет, они даже еще не мыслили в категориях демократии. А когда об этой кухне узнали в Совете Европы (его тогдашний генсекретарь Катрин Лалюмьер приехала в Москву на встречу с Борисом Ельциным, и кто-то ее привел к ним домой), Лена не отличала его от Евросоюза: у нее были довольно абстрактные представления о демократии.

Но затем, когда в Школу стали приезжать люди со всей планеты, практически стала осознана нужда в институтах и праве (можно назвать это и демократией) – через что можно было бы очень разным людям разговаривать. Ведь на площадке Школы оказывались вместе люди даже после войн (например, первая российско-грузинская встреча после августа 2008-го тоже прошла в Школе). 
И таким образом через создание Школы, через возможность такого диалога было осознано само понятие демократии, в том числе и самими основателями Школы. У Лены и Юры не было готовых ответов, но был интерес к вопросам. Так появился лозунг Школы, практически требование: "Гражданскому обществу – гражданское просвещение!".

Просвещение, как и компетентность, всегда индивидуальный путь, но можно создать для него предпосылки, условия. Истина рождается в монологе, только если ты уже Мераб Мамардашвили. И поэтому Школа, которая для всех, делает диалоги, целью которых является латинское изречение "Sapere Aude" – "Дерзай знать!". Или "имей мужество использовать свой собственный разум", как перевел Иммануил Кант.

И, конечно, это способствует развитию демократических институтов, отвечая на твой вопрос, но это лишь деревья, за которыми лес.

Учитывая, что Школа возникла в кругу интеллектуалов, среди которых был Мамардашвили, можно ли говорить, что философский бэкграунд присутствовал в деятельности Школы?

– Должна признаться, после того, как нас назвали "иностранными агентами" (без указания чьими именно, естественно), мы, несмотря на грусть от абсурда, подмигивали друг другу, вспоминая высказывание Мераба Константиновича о том, что каждый философ – шпион, поскольку подглядывает за человеком. И да, таким подглядыванием и разглядыванием и занимается Школа, а познание мира является ее центральным запросом.

Говоря о бэкграунде, в моем восприятии, Школа выросла из кружка, возникшего в Институте философии и журнале "Вопросы философии", где Юрий Сенокосов и Мераб Мамардашвили познакомились, дружили, работали. А затем Лена Немировская напишет статью в журнал и возникнет у них на пороге. Позже сложится еще одно важное знакомство с отцом Александром Менем, встречи с которым также многое заложили в основание Школы. И мне кажется, все это наследие до сих пор является платформой для наших сегодняшних диалогов.

С чем было связано такое название? Ведь МШПИ не была "школой" даже в широком смысле этого слова и исследованиями, как я понимаю, не занималась.

– У нас есть шутка: не московская, не школа, не политических и не исследований. 
Название для юридической регистрации было, скорее, недоразумением. Но затем оно стало брендом, поэтому мы с ним жили более 20 лет. Но и не страдали от этого, поскольку политические исследования всегда рассматривали как интерес и даже обязательство интересоваться развитием твоей страны, что и является сутью гражданственности.

В новейшей истории России существовали ли какие-нибудь организации со схожей миссией?

– В 90-х, конечно, были люди и организации (например, "Мемориал"), которые также настаивали на том, что просвещение – главное для развития страны и общества. И тогда, конечно, им никто не мешал, но и не помогал. Государственные управленцы того времени считали, что надо дать рынок, и он сам все запустит, люди сами научатся. 
Но без объяснения действительности, "правил игры", конечно, многие просто не смогли быть полноценными участниками этого рынка, они не понимали, зачем эти акции, бумаги о приватизации. 
И мы видим, что люди восприняли это обманом. Похожая история была, к слову, и с отменой крепостного права или расширением гражданских прав. Людям что-то дали, но что именно не сказали.

И, безусловно, были и есть люди и организации, которые это понимают.

В 2005-м году ты стала выпускницей Школы, затем стала в ней работать. Что лично тебя привлекло в Школе? Поделись своими впечатлениями как от обучения, так и от работы в команде Школы.

– Встреча со Школой стала для меня открытием не только высокого уровня экспертизы, но и – главное – разнообразия. Я коренная москвичка, тогда редко покидавшая пределы города, и для меня было большим впечатлением увидеть людей из всех регионов России, постсоветского пространства, которые интересовались и были небезразличны к общей судьбе. Там я поняла высказывание Мамардашвили: "Культур много, а цивилизация одна".

Я старалась попасть на второй год, а затем на третий, стала постоянным слушателем Школы. И когда Лена с Юрой говорят, что они тоже являются выпускниками и растут вместе со Школой, они не лукавят. Процесс просвещения нескончаемый, как и осовременивания, модернизации. И я поняла, что это не происходит рывками, и можно сказать, растворилась в этом пространстве.

Стала волонтером, привносила то, что умею. Например, так у Школы появился интернет-форум. В какой-то момент мне захотелось познакомиться со всеми теми, кто был в Школе, а не только со своей "параллелью", и я стала разыскивать выпускников в Интернете. Лена довольно скоро предложила работу, но я боялась нарушить бюрократией связь с альма-матер. И надо сказать, до сих не состою в штате. Однако, когда вокруг Школы стали сгущаться тучи, все свое время я стала посвящать ей, и сейчас уже верно сказать, что она стала работой.

Что же касается команды, то это большая удача. Все они также выпускники, и даже с большей отвагой, поскольку переехали ради Школы из регионов, своего дома. И ни один из них не бросил Школу, когда она оказалась вне конъюнктуры. Без преувеличения, я думаю, что работаю с настоящими героями.

Разнообразие – то, что меня не перестает поражать и в команде, и в широком круге экспертов и слушателей. И поскольку в нем, и только в нем и можно развиваться – для себя я считаю Школу даром. Кстати говоря, не осознанном в 2005 году.

Когда я учился в Школе, то сразу обратил внимание на широкий спектр политических взглядов как среди лекторов-экспертов, так и среди обучающихся в Школе. Были как представители власти, так и представители оппозиции, люди, придерживающиеся разных, иногда даже диаметрально противоположных идеологий. Присутствие людей с различными взглядами свидетельствует о том, что главным для Школы – было построение диалога?

– Совершенно верно. Я бы даже сказала – полилога. Инициированная против Школы клевета как раз направлена на разрушение этого пространства. И когда чиновникам, например, запрещают ездить на наши семинары, то цель у этого – исключить возможность нормального диалога.

Давай поговорим о пресловутом "законе об иностранных агентах". Фактически, он не запрещает деятельность Школы. Но вы решили, что в таком статусе продолжать работу неприемлемо?

– Действительно, формально закон не запрещает деятельность, однако делает ее невозможной. Не только из-за ежедневных проверок, отчетности, направленных уже не на открытость (Школа всегда публиковала все свои отчеты), сколько на сжигание времени и сил бюрократией, которую можно выдержать, только имея большой штат юристов и бухгалтеров. И даже не из-за бесконечных штрафов за то, что, например, мы сами не назвали себя "агентом" или за то, что наша деятельность теперь не считается общеполезной.

В 2014 году нам был выписан протокол на 6,5 миллионов рублей, где без какой-либо ссылки на закон взыскиваются налоги за все годы, как будто наша деятельность была коммерческой, поскольку иностранный агент не может делать что-то полезное и, соответственно, благотворительное.

Даже опуская эти формальные и в теории преодолимые преграды, мы не можем подвергать сообщество опасности. Потому что в регионах точечно началась травля. Выходили статьи, написанные под копирку, о том или ином человеке, (особенно если он вел себя активно или баллотировался на выборах), что, мол, он принадлежит к шпионской сети на основании того, что он был на наших семинарах.

Мы поняли, что не можем и не будем ставить на людях этот навязанный штамп. Мы не вправе приглашать их на семинар, организованный "иностранным агентом", о чем мы должны указывать под каждым написанным или сказанным нами словом. И не только потому что многие не поедут, а потому что это неправда. Мы не хотим и не будем называть белое черным, а квадратное круглым.

Подавляющее большинство организаций, признанных "иностранными агентами", так или иначе связаны с либерально-демократической идеологией. У нас в стране идет сознательная демонизация этого политического фланга?

– К сожалению, да, свобода и участие в стране находятся фактически под запретом, а для этого сопутствующие понятия должны быть оклеветаны.

В 2003-м году Владимир Путин поздравлял Школу с юбилеем следующими словами: "Школа сегодня – это просветительский объединяющий центр, где отстаиваются ценности демократии и общественного служения, воспитывается уважение к закону, моделируются инновационные решения". Выходит, теперь эти ценности для России неактуальны?

– Я не стала бы ставить знак равенства между одним человеком, пусть и президентом, и всей Россией. 
Безусловно, мы испытываем сегодня ценностный кризис, но я никогда не соглашусь, что моя страна это такое особое место, где люди не разделяют общечеловеческое и не способны к развитию.

Сторонники закона об НКО говорят о том, что такие законы есть во многих странах – например, в США. Насколько американский закон об НКО похож на российский?

– Подобные законы есть, конечно, не во многих странах. В США, например, он появился накануне Второй мировой войны с целью борьбы с пропагандой пронацистских организаций. И даже опуская этот факт, а также наличие оттенка в русском языке, указывающего на предательство, и его отсутствие в английском, главным и принципиальным отличием является то, что в США включение в реестр может быть только по решению суда, когда полностью установлено, в чьих интересах ты действовал, что конкретно совершил, в чем преступление и расхождение с интересами страны.

У нас же просто дается штамп без суда и следствия, ссылаясь на крайне абстрактное понятие политической деятельности, которое все это время обещают уточнить, но пока только заносят в реестр. Остается надеяться, что всем очевидно, что это табу на гражданскую деятельность, хотя бы потому, что в реестр не попало ни одного политика.

После более 20 лет работы Школы вас заклеймили "иностранным агентом", о гражданском обществе говорят все реже. Я, например, недавно разговаривал со своими друзьями, которые преподают обществознание в школе, и, по их словам, такие понятия как "толерантность" и "гражданское общество" уходят на периферию в образовательном процессе. Задам неприятный вопрос: не напрасной ли была деятельность Школы?

– Не могу сказать, что у нас не было шока от такого резкого разворота. Однако и напрасной нашу деятельность не назову. Просвещение тем и отличается от пропаганды, что оно никогда не может быть напрасным. Потому что между информацией, знанием и пониманием – пропасть. И если первые могут улетучиваться, то понимание и сознание никогда.

Да, на критическое мышление (а оно только и может быть таким) наложено табу. И сегодня уже, чтобы прочесть какую-то книгу, вступить в диалог, подвергнуть сомнению, нужно быть практически героем, а героев не бывает много. Поэтому напрасно было так и не введено гражданское образование в школах – когда это не отдельный скучный предмет, но когда дискуссиями, самоорганизацией пронизано все пространство, чтобы обучить способам сосуществования.

А у нас отсутствуют дебаты не только с учителем, но и между учениками, нет этого формата – равенство, а не иерархия. Если ученик начнет отстаивать свои права, это будет не знаменательным событием, а, скорее всего, завершится изгнанием, травлей, отклонением, диагнозом.

Был, к слову, интересный эксперимент, когда учителю советского формата дали класс на лужайке, и урок был сорван. И стало понятно, что детей удерживают двери и парты, а не интерес.

Может ли быть напрасен интерес, который культивирует, пробуждает и инициирует Школа? Лично я счастлива, что он в моей жизни случился. Другое дело, что одной Школы на всю страну недостаточно. Но создана большая библиотека, собран всемирный опыт, и мы надеемся, что следующим поколениям будет легче, чем тому, для которого в Советском Союзе были под запретом все философы, включая Карла Маркса, которого можно было лишь пересказывать в советской интерпретации.

И, конечно, даже если ты открыл для одного человека мир – а именно это для меня, например, Школа и сделала – это уже не напрасно.

Причиной для добавления Школы в реестр "иностранных агентов" стало финансирование из-за рубежа. Реально ли в современной России осуществлять деятельность, подобную вашей, без привлечения иностранного финансирования?

– Не только в России, но и других странах благотворительные организации не существуют в вакууме, поскольку занимаются общим так или иначе. Даже развитие самой суверенной страны невозможно представить себе без разнообразия инвестиций.

Школа всегда гордилась напротив, что находила доноров в десятках и сотнях точках мира. Это делало ее стабильной и независимой. А сейчас мы отказались от всех иностранных пожертвований и международного статуса, открыв российскую организацию с исключительно российскими средствами, и смогли провести лишь один семинар в Голицыне.

Когда общество ввергнуто в выживание и потребности сдерживаются на уровне физиологических, трудно собирать средства не на то, чтобы человек не только выжил, но и читал хорошие книги.

Помимо проведения семинаров, Школа известна и своим книжным издательством. Расскажите о книгах, которые вы печатали. Что издавали "иностранные агенты"?

– Школа издала свыше ста книг. И они очень разные. Есть те, где мы сами учились ставить вопросы и искать на них ответы. Например, одна из таких книг – "История учит" – была издана к 20-летию МШПИ. В ней мы собрали опыт в виде писем интеллектуалов России в попытке ответить на вопрос: "Что делать?".

Есть издание забытого. Например, на семинаре в Ставрополе к Юрию Сенокосову подошел человек и рассказал о Януарии Неверове – просветителе на Ставропольской земле в XIX веке, ярком педагоге-гуманисте, близком друге Станкевича и Грановского, которого знали и высоко ценили Гоголь, Тургенев, Белинский, Герцен и другие выдающиеся интеллектуалы той эпохи. А сегодня он оказался забытым. 
И Школа, открыв его для себя через ставропольского журналиста, издала книгу "Синий магистр" о новаторских педагогических идеях духовно-нравственного развития детей, формирования в школе благоприятной среды для усвоения цивилизационных навыков и идеалов.

Совсем недавно нам прислал свою рукопись молодой человек из Казахстана, который все это время думал и жил философией Мамардашвили, написав два тома глубокой философии о "зомби" – понятии, над которым думал Мераб. Он нашел Школу, поскольку мы единственные до сих пор, кто расшифровывает лекции Мераба, превращая их в книги. И сейчас мы готовим к публикации уже книги того человека из Казахстана. И без преувеличения, думаю, мы откроем для мира нового философа – Родиона Гаршина. Потому что все продолжается, все длится, мысли поселяются в самых разных людях.

Также есть множество переводных книг, которыми зачитываются в мире, но которые не были изданы на русском языке. Например, воспоминания Жана Монне, архитектора Европейского сообщества, который на протяжении двух мировых войн убеждал чиновников из разных стран в необходимости объединиться, поступиться своим суверенитетом для того, чтобы исключить войны за земли, преодолеть ненависть друг к другу и заложить основы нового мира, и ему это удалось.

За последний год Школа издала несколько книг Пьера Розанваллона – одного из самых авторитетных современных мыслителей, не считающего идею равенства утопией. Интересно, о чем и как думают в мире, понимаете?

Еще нами был издан сборник переведенных статей Джорджа Оруэлла. Многие читали его романы, но почти никто в России не читал его статей, которые мы первые, к удивлению, перевели на русский язык. Это книга является сжатым курсом лекций о человеческом достоинстве, чувстве долга и главное – независимости и свободе.

Также мы издавали книги основоположников институтов или философских идей, которые продемонстрировали бы их личный путь к общему открытию и обнажали бы то, что при всей сложности жизни всегда есть выход.

И конечно, Школа всегда находится в поиске интеллектуалов в самых разных точках мира. Потому что это удивительно, когда ты открываешь книгу человека из Турции – Хакана Алтиная, с которым мы встретились совсем недавно и уже его издали, – и он думает о гражданственности с точки зрения всего мира и даже тех стран, где он может быть никогда и не был. Где ты видишь наглядно, как чувство ответственности расширило рамки и границы его родины. Что ты можешь быть патриотом лишь столького, за сколько готов взять на себя ответственности. Себя, семьи, страны, планеты. Я бы сказала, что эти книги – поиск ответов для всего человечества.

Еще книга Кристофера Коукера "Сумерки запада", изданная еще в 2000-м году, сейчас вспомнилась. В ней он писал: "Запад истощил свои творческие возможности", и пытался понять, почему это произошло, и что следует предпринять для преодоления. 
Я процитирую лишь одно место: "Россию отличало от Запада отсутствие не столько либеральной традиции, сколько философской … Проблема России – в ее глубокой поглощенности собой. Изживание этой слабости на путях безоглядной вестернизации невозможно: Россия должна открыть себя для универсальных ценностей, но при этом, модернизируя страну, нужно сохранить ее уникальность, а не нивелировать ее. Западу, в свою очередь, также предстоит пересмотреть высокомерное отношение к иным культурам, ибо от способности синтезировать и творчески осмысливать внешние влияния и вызовы зависит само выживание западной цивилизации".

Словом, библиотека у нас интересная.

Чем команда Школы занимается сейчас? Расскажи о ваших проектах?

– Проектами, конечно, это трудно назвать. Поскольку после "заморозки" организации в связи с признанием ее иностранным агентом, это стало личным решением каждого: продолжить то, что длишь, несмотря ни на что.

Мы не перестанем разговаривать с людьми, читать книги, думать. И это реализуется в семинарах, книгах, сайтах, как только набирается необходимая сумма пожертвований. Словом, проектов могло бы быть больше. А пока мы продолжаем нашу онлайн-программу, работаем над архивом и делаем все для того, чтобы наш сайт давал вам что-то новое и интересное.

Но у нас есть одна амбициозная стратегия – собрать современных мыслителей со всего мира для выхода из коллапса, где мы оказались. Но пока в этом даже самим себе страшно признаться.

У Школы есть филиалы в других странах. Что стало с ними после того, как вы были признаны "иностранным агентом"?

– Действительно, по образу и подобию Школы возникли площадки для диалога уже в более двадцати странах мира, а она в такое сложное время была названа примером лидерства России в Европе.

В китайском языке слово "кризис" состоит из двух иероглифов, один означает "опасность", другой "возможность". Так и у нас из-за сокращения деятельности появилось время, и мы стали активнее в Ассоциации школ. И в этом году впервые мы стали делать события там, где есть на это запрос. И это чудо, что мы смогли к 85-летию Мераба Мамардашвили создать диалог на его родине в Тбилиси (но, признаться, хочется это сделать и в Голицыне).

Мне кажется, что школы приобрели, как ни странно. Но действительность школ завязана на их странах. Трудно забыть об аресте директора школы Баку по ложному обвинению. И ничего там невозможно делать. Я, например, там являюсь персоной нон-грата только потому, что имела диалог с президентом и премьер-министром Нагорного Карабаха. И в то же время, есть африканские школы, которые показывали нам ролик, где люди абсолютно серьезно задаются вопросом, можно ли прийти в Facebook, потому что там женщины и мужчины находятся одновременно и вместе.

На Ассоциацию российские законы никак не повлияли, но мы стали больше ей интересоваться.

И последний вопрос из серии "Помечтаем". Какие политические события должны произойти в России, чтобы Школа стала функционировать в прежнем режиме?

– Это произойдет даже в большем размере, когда лидер страны станет опираться на прочную институциональную почву, на будущие поколения не как абстракцию, а взращивание из настоящего.

А пока мы живем неподтвержденным будущим или даже прошлым, не осознавая, что средства определяют цель, и что кашу возможно сварить из топора лишь при наличии других ингредиентов. Выражаясь словами Макиавелли: "Благо государства состоит не в том, чтобы обладать государем, который бы правил в течение всей жизни, а в том, чтобы иметь такого государя, который бы установил такие порядки, чтобы благо не исчезло в связи с его смертью".

Должно быть беспокойство о следующих поколениях и осознание того, что в общей истории лично мы занимаем, в лучшем случае, миллиметр, но без него оборвется вся рулетка.

Справка

Московская школа гражданского просвещения – российская независимая неправительственная некоммерческая просветительская организация. Основана в 1992 году Еленой Немировской и Юрием Сенокосовым. В 1992-2013 гг. носила название "Московская школа политических исследований" (МШПИ). МШГП занималась проведением семинаров для слушателей, представляющих российскую власть (федеральную, региональную, муниципальную), гражданское общество и СМИ, а также издательской деятельностью в гуманитарной сфере.

После внесения МШГП в реестр "иностранных агентов" руководство Школы объявило о приостановке своей деятельности. 
"Руководство Московской школы считает неприемлемым осуществлять деятельность в этом ложном статусе и принимает решение о приостановке наших проектов", – сообщается на официальном сайте МШГП.

Источник: yuga.ru