Участник антикоррупционного митинга в Дагестане: “Мне угрожают физической расправой”

Фотография, на которой участница митинга "Он вам не Димон" в Дагестане, студентка и фотомодель Ольга Точеная держит плакат со словами "На воре кроссовки горят", облетела весь интернет. После этого Ольгу и ее бойфренда Севу Журавлева стали преследовать гомофобы и религиозные фанатики. Каждый день она получает десятки сообщений с угрозами физической расправы. В интервью Радио Свобода Ольга сказала, что травля, которой она подверглась после митинга, окончательно утвердила ее в желании стать правозащитником.

Фотография, на которой участница митинга "Он вам не Димон" в Дагестане, студентка и фотомодель Ольга Точеная держит плакат со словами "На воре кроссовки горят", облетела весь интернет. После этого Ольгу и ее бойфренда Севу Журавлева стали преследовать гомофобы и религиозные фанатики. Каждый день она получает десятки сообщений с угрозами физической расправы. В интервью Радио Свобода Ольга сказала, что травля, которой она подверглась после митинга, окончательно утвердила ее в желании стать правозащитником.

– Ольга, можно сказать, что вы сейчас, после митинга, находитесь в опасности?

– Я сегодня проснулась утром от сильного стука в дверь. Я не открыла, потому что понимала, никто из друзей и знакомых в это время не станет ко мне ломиться. Стучали долго, потом звонили с незнакомого номера.

Мне было страшно сидеть одной дома и слышать, как кто-то настойчиво барабанит в мою квартиру

Мне было страшно сидеть одной дома и слышать, как кто-то настойчиво барабанит в мою квартиру. На улицу я сейчас стараюсь не выходить. Если выхожу, то надеваю наушники, потому что прохожие меня узнают и говорят всякие гадости. В личку мне постоянно пишут сообщения с угрозами избить или изнасиловать. Я знаю, что религиозные фанатики ищут мой адрес и телефон, чтобы наказать меня. Они требуют, чтобы я убиралась из Дагестана, потому что мне все равно не дадут здесь жить спокойно. Я первый раз вышла на митинг с плакатом и сразу стала объектом травли. Я на митинге даже не произнесла речь, потому что не успела.

​– Что вы хотели сказать?

– Я не поклонница Навального и не либерал. У меня радикальные левые взгляды. Но коррупция – основа всего зла в нашей стране. Из-за коррупции у людей нищенские зарплаты и пенсии. Я жила с бабушкой и знаю, как бедствуют сейчас пенсионеры. В Ростове-на-Дону, где я училась до того, как приехала в Махачкалу, работал лаборантом человек с ограниченными возможностями. Ему платили 3800 рублей. Кроме того, у него не было в собственности жилья и ему не оформили регистрацию в общежитии. Студенты подняли шум, написали петицию, чтобы его прописали в общежитии. После этого руководство вуза повысило лаборанту зарплату до семи тысяч. Я хотела сказать, что каждый человек должен требовать отчета у любого чиновника за его действия. Все свои доходы и расходы слуги народа обязаны выкладывать в интернете. Я хотела предложить создать народные наблюдательные советы, чтобы чиновники постоянно чувствовали контроль со стороны тех, кто им платит зарплату. Я так и не произнесла речь, потому что сначала сильно нервничала, а потом меня забрали в участок.

– Почему нервничали?

– У меня нет опыта участия в протестах. Я начала интересоваться политикой в восьмом классе, но я долгое время жила в небольшом городе Ростовской области. И не могла выходить на митинги или участвовать в политической активности.

– Я видела в ЖЖ обличительный пост, где вас называют ЛГБТ-активисткой и лидером феминистского движения в Дагестане.

Полицейские решили, что если у нас необычного цвета волосы, то мы состоим в какой-то группировке

– Я состою в группе феминисток Дагестана "ДагФем". Но я не лидер и даже не самая активная участница этого объединения. Я сочувствую ЛГБТ, потому что их сейчас в России угнетают, особенно на Кавказе. В Дагестане ЛГБТ почти не слышно и не видно. Иначе затравят или убьют. Единственное, что я сделала пока для ЛГБТ-движения, – разместила контакты организации, которая помогает ЛГБТ, живущим в Дагестане, уехать. Я, к сожалению, вообще не могу похвастаться какими-либо достижениями в области защиты прав человека. Тем не менее ко мне сейчас большой интерес со стороны "борцов за нравственность", сотрудников правоохранительных органов и центра "Э". После митинга нас забрали в полицию. Полицейские запугивали нас обвинениями в террористической деятельности и советовали уехать из Дагестана. Они называли меня шлюхой. Возмущались цветом моих волос. Вторая девушка, которую задержали на митинге, покрасила концы волос в зеленый цвет. Полицейские решили, что если у нас необычного цвета волосы, то мы состоим в какой-то группировке. Моему парню говорили, что он приехал в Дагестан насиловать местных женщин, в то же время обвиняли его в гомосексуализме. Мол, серьгу в ухе носят только геи. Сказали, что обложка на паспорт у моего парня женоподобная.

​– В смысле женоподобная?

– Светлого цвета, с ежиками. Я спросила у полицейского, какого цвета должна быть обложка паспорта у настоящего гетеросексуала. Один из них ответил, что черного. Я сказала полицейскому, что он сам одет в голубую рубашку. Они заржали. Нам было не до смеха. Полицейские угрожали, что подкинут оружие моему парню и "закроют" его по статье 222. Они всех задержанных запугивали увольнением с работы и отчислением из вузов.

Полицейские провоцировали драки на митинге

Одного из участников митинга полицейские ударили. Он потом не мог в государственных клиниках снять побои. Кстати, полицейские провоцировали драки на митинге, толкали людей, натягивали задержанным шапки на лицо. Меня сутки держали в одиночной камере.

– На вас возбудили административное или уголовное дело?

– Всех задержанных осудили за участие в митинге. Нам пытались приписать "мелкое хулиганство", якобы мы матерились. Но судья назвал второе обвинение белибердой. Но после этого неприятности не закончились. К одному из участников митинга сотрудники МВД на работу приходили и угрожали увольнением. Хозяину моей квартиры звонили из полиции и говорили, что мне надо пройти обследование в психиатрической больнице. Моего соседа вызвали в центр "Э" и расспрашивали обо мне. Позвонили моему отцу на работу. Отец, бывший сотрудник полиции, сейчас работает в военизированной охране на железной дороге. Он сказал маме, что у него из-за моего участия в митинге могут начаться проблемы.

– Родители поддерживают вас?

– С отцом мы почти не общаемся. Он звонит мне только, чтобы отругать меня. Отец уверен, что я занимаюсь страшными вещами. Мама боится, что хозяева ресторана, где она сейчас работает, узнают о моем участие в митинге и ее уволят. В одном из пасквилей обо мне написали место работы моей мамы. Мама меня поддерживает. Она неравнодушный человек и много помогает женщинам. Однажды она познакомилась в ресторане, где работала администратором, с девушкой, которую отдали в рабство группе мужчин. Мама помогла этой девушке сбежать. Мама очень сильный духом человек, и она просит меня не обращать внимания на потоки клеветы и оскорблений в мой адрес. Сейчас обо мне много пишут всякой ерунды. Например, якобы нас финансирует Госдеп. Такие выводы сделали, потому что мой парень хорошо говорит на английском языке. Пишут, что я специально приехала в Махачкалу из Ростова, чтобы подталкивать дагестанскую молодежь "к европейскому образу жизни, где половая жизнь до брачных отношений – норма, где однополые сексуальные отношения – это круто, и великое множество прочих извращений, включая женский феминизм, который взят за основу в группе "ДагФем". Даже странно такую ерунду произносить вслух.

– Расскажите, чем занимается движение "ДагФем"?

– Это объединение молодых женщин Дагестана, которые борются за равноправие. Большинство женщин в Дагестане живут так, как им указывают мужья и родители. Например, девушки, которые работают со мной вместе, спрашивали, почему мой парень разрешает мне ходить на митинги. Но появляются молодые женщины, в основном студентки, которые хотят равноправия и готовы за него бороться. К феминистскому движению отношение в Дагестане плохое. Недавно, например, участниц "ДагФема" выгнали из кафе. Хозяин прочитал в социальной сети, что в его заведении назначена встреча феминисток. Девушки сидели за столом и в ожидании других участниц играли в игру "гуси-лебеди". Хозяин подошел, потребовал прекратить странные ритуалы и выгнал девушек на улицу.

– Как именно вы помогаете женщинам защищать их права?

– Я очень мало что успела сделать в плане защиты прав женщин. Могу рассказать только одну историю. Ко мне обратилась бывшая однокурсница, скромная религиозная девушка. На занятия она приходила в хиджабе. Родители хотели ее насильно выдать замуж. Она два раза сбегала, но ее находили и возвращали. Родители отобрали у девушки документы и телефон, но она все равно решилась на побег. Она говорила мне, что лучше покончит с собой, чем выйдет замуж за человека, который ей не нравится. Мы отправили девушку к людям, которые помогли ей уехать из Дагестана.

– Родители ее не нашли?

– Нет, но они нашли меня. Они ворвались в наш дом и требовали выдать местонахождение беглянки. Родители кричали, что их дочь – позор для семьи, и говорили, что вернуть ее домой и выдать замуж – дело чести. Я ответила, что не знаю, куда уехала моя однокурсница. Я в самом деле не знаю. На следующий день родители пришли с друзьями, которые представились сотрудниками отдела по борьбе с терроризмом. Они сказали, что поступила информация: в нашей квартире вербуют в ИГИЛ. Один из этих мужчин вел себя агрессивно. Он говорил, что законы гор выше закона Российской Федерации. Родители девушки в это время украли мой телефон. Затем к нам пришли полицейские, сказали, что девушку объявили в федеральный розыск, и пытались увезти нас в участок. Но мы отказались, потребовали, чтобы прислали повестку, после этого им пришлось оставить нас в покое. Полицейские все время говорили нам, что нельзя выступать против дагестанских традиций. Мне не нравятся традиции, которые позволяют родителям насильно выдавать дочерей замуж и заставлять делать обрезание, а мужьям бить жен. Я точно знаю, что в Дагестане сейчас делают женское обрезание. И даже знаю имя владельца клиники, который делает и пропагандирует такие операции. Полиция не защищает женщин от насилия в семье, хотя обязана это делать по закону. Зато всегда возвращают совершеннолетних девушек, которые по собственной воле убежали от родителей и мужа.

​– Что вы собираетесь делать дальше?

– Сотрудник комитета по свободе совести ​Микаил Микаилов выложил на своей страничке в социальной сети мою фотографию и написал, что у них в резерве 4500 ас-женихов, "пять сек вопрос решим с этим фемо, фамо или как там сообществом… Просто этих девушек без внимания оставили, вот они и не знают, как нам мстить… Обещаем исправить ситуацию". Потом он добавил, что в отношении меня могут в ближайшее время возбудить уголовное дело по его заявлению. Я думаю, мы уедем из Дагестана, но не из-за давления и угроз. Все, что произошло со мной после митинга, укрепило мое желание защищать права человека. Я хочу поменять вуз и специальность. Я поняла, что не собираюсь работать физиком. Моему парню нужно развиваться профессионально. В Дагестане он может работать только удаленно. Это решение было принято еще до участия в митинге. Кстати, мне в личку постоянно пишут дагестанцы, которые очень хотят уехать, потому что тут невозможно чувствовать себя безопасно и свободно.

Источник: svoboda.org