Каска со счастливым концом

В преддверии судов по «Болотному делу» Светлана Рейтер поговорила с сотрудниками ОМОНа, которые пострадали во время мирной демонстрации 6 мая и были награждены за это. 

В преддверии судов по «Болотному делу» Светлана Рейтер поговорила с сотрудниками ОМОНа, которые пострадали во время мирной демонстрации 6 мая и были награждены за это. 

Алексей Траерин, 23 года, сержант полиции, 1-я рота, 2-й батальон ОМОН ГУВД Москвы

РАНЕНИЕ: черепно-мозговая травма средней степени тяжести

НАГРАДА: внеочередное предоставление служебной квартиры

ОБВИНЯЕМЫЙ: Денис Луцкевич, бывший морской пехотинец. Единственный из 17 обвиняемых по делу о беспорядках 6 мая зафиксировал множественные побои после митинга. В Институте им. Склифосовского у него были зафиксированы ушиб затылочной части головы, гематома правой ушной раковины, множественные ушибы спины и рук. По версии следствия, во время столкновений с полицией атаковал омоновца Алексея Траерина, который в протоколе допроса утверждал, что узнал нападавшего «по лицу, которое пыталось сорвать с него шлем», и подробно описывал внешность и одежду Луцкевича. Задержан через месяц после митинга и находится под арестом с 9 июня.

«Я сам приезжий из Пензы, работаю в московском ОМОНе третий год. Нормально работаю — что называется, не жалуюсь. Проще всего, конечно, в резервном отряде, когда в активных действиях участия не принимаешь. Но в последнее время часто приходится на митингах работать. Сложностей особенных в этом деле нет, но вот когда бежишь в толпу человека задерживать, то тут уже да, сложновато. Нужно найти зачинщика, самого ядреного провокатора из гущи выхватить. Провокатора сразу видно — он стоит, лозунги кричит, заводит толпу. На каждом митинге такие есть.

Например, 6 мая было много провокаторов, и их выявляли. Мы же как действовали в тот день? Выявляли, задерживали, отводили в автобус и сразу шли на очередное задержание. Около пяти часов дня я пошел в толпу в группе задержания и изъятия, нас было четверо: старший и мы, трое подчиненных. Бежали цепочкой, я был сзади, самый последний. Вдруг удар в спину, я оборачиваюсь и получаю еще один удар в голову. У меня на голове была «джетта», защитная каска. И здесь, резко неожиданно, меня затаскивают в толпу, снимают «джетту». Кто снимал, не помню — толпа. Начали наносить множественные удары в область головы — не помню чем, я оборонялся, руками закрывал лицо. Я так сейчас вспоминаю, что вроде один человек с меня шлем сорвал — кажется, выше меня ростом. Когда тебя пятеро бьют, это по-настоящему страшно. Ты не понимаешь ничего: на тебя кидается толпа, ты пытаешься прикрыться, защитить себя, а когда вот это все происходит… даже вспоминать сложно. Потом подбежали, по-моему, сотрудники оперативного полка. У меня уже в глазах помутилось, и меня отвели в машину скорой помощи.

Я лежал в госпитале, десять дней следили за нашим здоровьем, а потом еще две недели дома лечился амбулаторно, в строю не стоял. Потом мне квартиру дали — служебную, однокомнатную, в доме на Можайском шоссе. Это был приятный сюрприз, но я до этого уже подавал документы на служебное жилье, а после мая в очереди продвинулся. Квартира небольшая. Въехали совсем недавно, даже диваном обзавестись не успели. Ну ничего, скоро купим. А пока спим с женой Ириной — она сейчас в положении — на матрасах«.

Александр Казьмин, 21 год, боец, 1-я рота, 2-й батальон ОМОН ГУВД Москвы

РАНЕНИЕ: черепно-мозговая травма средней степени тяжести

НАГРАДА: внеочередное предоставление служебной квартиры

ОБВИНЯЕМЫЙ: Михаил Косенко, инвалид II группы, получивший контузию во время службы в армии и состоящий на учете в психоневрологическом диспансере. По данным следствия, Косенко нанес Казьмину один удар ногой и один удар рукой. До ареста обвиняемого полицейский в своих показаниях утверждал, что не может узнать тех, кто на него напал 6 мая, но при очной ставке быстро опознал обвиняемого. Косенко содержится под стражей с 8 июня, невзирая на поручительства правозащитников и его жалобы о том, что в заключении он не получает необходимых лекарств.

«Я с Орловской области и считаю, что мужчина должен быть воином. Профессию хотел такую: либо военным стать, либо в ОМОН пойти, поскольку там командировки на Северный Кавказ часто бывают. Митинг на Болотной площади я очень хорошо запомнил. В 15.00 поступила команда усилить оцепление на Болотной площади. Сначала я стоял на Большом Каменном мосту, а через час наш наряд разбили на отряды задержания. Мы работали в группах по четыре человека, и в 18.00, после прорыва основной цепи, к нам поступила команда из штаба задерживать людей. Нам говорили, что нужно задерживать зачинщиков.

Мы выдвинулись в толпу, и я раза три лично уворачивался от летящих камней. Камнем я ни разу не получил, но вычислил человека, который их кидал. Попытались выхватить его из толпы, но он сразу же убежал за других людей, и задержать его у нас не получилось. Потом на меня сзади набросился человек. Прыгнул с разбегу на плечи, схватил за голову, сорвал „джетту“ — как он выглядел, я не помню, но потом отыскали видео, на котором я смог его разглядеть и опознать. Я упал, несколько человек схватили меня, сорвали бронежилет, вырвали резиновую палку. Когда я попытался оттолкнуться от земли, меня ударили ногой в голову, а потом — по затылку и по туловищу. Видимо, я попал в то место, где было много очень озлобленных людей. Я уже ничего не понимал, а через несколько секунд меня подняли товарищи.

Три недели я лежал в госпитале, потом уехал в отпуск. 20 мая я узнал о том, что мне дали служебную квартиру на Можайском шоссе. Она небольшая, 39 квадратных метров, но есть балкон. Травма на мне никак не сказалась: я до сих пор люблю спорт и веду очень активный образ жизни. Много бегаю, не курю и не пью».

Максим Полканов, 30 лет, лейтенант, 2-я рота, 4-й батальон ОМОН ГУВД Москвы

РАНЕНИЕ: гематома лобной части головы, ушиб правой руки

НАГРАДА: медаль «За доблесть в службе»

ОБВИНЯЕМЫЙ: разыскивается

«Каждые выходные — митинги. Значит, большая группа людей, можно сказать — толпа. На любом митинге надо знать лидеров провокаторов — по мегафонам. Они управляют толпой, используют ее в своих целях, заводят людей. Мы после задержания разговариваем с гражданами, спрашиваем, зачем они в беспорядках участвуют, а они ответить не могут: толпа — это отдельный организм, а люди самостоятельно редко думают.

6 мая мы стояли в оцеплении между Большим Каменным мостом и Болотной площадью. Проход к площади был свободен. Потом лидеры групп в мегафоны призвали устроить сидячую забастовку. На самой площади было свободно, но люди не хотели туда проходить, а скапливались на мосту. Командиры передали нам команду: сомкнуть цепочку, чтобы не допустить прорыва оцепления на Большом Каменном мосту. Этот мост мы перекрыли, чтобы они не пошли к Манежной площади. Была информация, что они хотят перекрыть мост и блокировать вход в Кремль. Я сам слышал разговоры.

Кто-то из толпы бросил «коктейль Молотова», попали в обычного гражданина, не в нас. Наши ребята притащили огнетушители, тушили его. А потом говорили, что это якобы были не огнетушители, а химическое оружие.

В нас полетели древки от флагов, но мы стояли до последнего. Через полчаса раздвинули решетки и стали рассекать толпу на две части. В какой-то момент я увидел молодого человека лет двадцати, темнокожего: он кидал камни в сотрудников, и мы бросились к нему. Он упал, и наша группа, числом в шесть человек, пыталась его схватить.

Работали мы так: двое задерживают, остальные четверо нас прикрывали. Темнокожий был в плотной массе, и на каждого из нас бросилось по несколько человек из толпы. Сорвали шлемы и стали пригибать нас к земле, чтобы ударить в голову. Это продолжалось секунд двадцать, но подошло подкрепление, нас отбили. Потом я ездил к следователю, отсматривал видео, опознал темнокожего, но пока его не нашли.

На том митинге было много провокаций, некоторые люди на жалость давили: подходит женщина и говорит: «Да у меня сын твоего возраста, как ты можешь так себя вести!» Всячески играет на чувствах, давит морально и психологически, а потом — уходит. Была одна бабуля лет восьмидесяти, она кричала на нас матом. Спрашивается, зачем человеку в восемьдесят лет в это лезть? На эти митинги некоторые маленьких детей водят. Это каким же надо быть родителем, чтобы использовать своего ребенка в политических целях?«

Что не разрешают говорить омоновцам

В ходе подготовки этого материала были опрошены еще несколько сотрудников московского ОМОНа, но в процессе согласования их интервью пресс-служба ЦСН ГУ МВД Москвы изъяла из текстов ряд утверждений, в результате чего их смысл был искажен. Вот эти отрывки.

«Удальцов и Навальный сели на асфальт, среди людей началась паника, и специально обученные люди начали кричать: „Давайте пойдем на прорыв, на площадь!“ И мы побежали задерживать активных граждан. А как там разберешься, кто виноват?»

«Поймите, прежде всего нас волнует безопасность людей, мы не хотим насилия, действуем предельно гуманными методами. Мы любим нашу страну и наш народ. Во Франции на митингах по 15 полицейских на одного человека прыгают, бьют так, что мама дорогая. Если б нам так поработать дали — не дай бог, конечно, — то, может, люди бы и задумались о том, что если полицейского ударишь, то это может плохо кончиться. Но мы же понимаем, что в толпе пенсионеры, дети, женщины — бывает, беременные. Главный наш принцип — работать бережно, не допустить травм. На мосту, допустим, я лично видел, стояло четыре водомета, и их вполне хватило бы на то, чтобы смыть всю эту толпу в речку. Точно так же там стояли „Тигры“, где сидели люди, и у них резиновые пули. Но нам никто не дал команду: „Действуйте, как вас учат“. Чтобы не было травм. Там реально дети. Кто здесь работает, никто не хочет лишней крови».

«Люди не хотели идти через турникеты, они прорывали нашу цепочку — я не знаю, зачем. Может, были в них какие-то ростки намерений, а потом начали импровизировать».

«Мне кажется, рейтинг у нас хороший, население нас очень любит. Люди, которых мы встречаем на улицах и площадях, благодарят нас: «Спасибо, что вы есть, хоть маленько порядок наладился». Сотни таких случаев было. А было еще вот такое: помню, стою на пикете, подходит ко мне дяденька один и говорит: «Можете подойти к машине и напугать моего сына, а то он раскапризничался сильно?» Подхожу к машине. В ней сидит девочка восьми лет, держит на руках мальчика лет пяти. Я в окно заглядываю, и тут девочка как закричит: «Не отдам Димку!» Мальчик — в слезы. Его папа радостно пожал мне руку и горячо поблагодарил: «Спасибо вам большое, он никогда капризничать не будет!» А я ответил: «Не за что. Вот только я боюсь, что у вашего ребенка травма».

«Мы же такие же люди, тоже надеваем гражданку, (воспитаны в такой же стране) сделаны из такого же мяса».

 Источник: http://esquire.ru/omon