Лилия Шибанова: С работы им нас не выбить, мы все равно будем наблюдать

Независимая ассоциация «Голос» много лет работает под давлением со стороны российской власти. Независимое профессиональное наблюдение за выборами непопулярно у тех, кто к честным выборам не готов.

Независимая ассоциация «Голос» много лет работает под давлением со стороны российской власти. Независимое профессиональное наблюдение за выборами непопулярно у тех, кто к честным выборам не готов.

На этой неделе по домам сотрудников московского офиса и в самом офисе прошли обыски. Изъято все, что связано с организацией, обозначено ее символикой, и даже немного больше.

О том, как сейчас работает «Голос», оставшись без компьютеров, как противостоять происходящему и кому нежелательны организации из «патриотического стоп-листа», мы поговорили с главой ассоциации Лилией Шибановой.

Ю.Б.: Как вы оцениваете обыски, которые прошли у ваших сотрудников в Москве? Можно ли назвать это обычными следственными действиями в рамках уголовного дела или это просто повод снова мешать вашей работе?

Л.Ш.: Прежде всего, это полнейший беспредел. Никакого отношения уголовное дело, которое открыто в Самаре по неуплате налогов, не имеет к сотрудникам московского «Голоса». Дело возбуждено на другую организацию — «Голос Самары», это самостоятельное юридическое лицо. Например, Роман Удот даже не был сотрудником «Голоса» в те годы, когда самарская организация получала деньги, он пришел после этого. Деньги поступали до 1 октября 2012 года, а Роман начал работать где-то с января 2013 года. То есть вообще на каком основании у него делают обыск по тому делу? Проводят обыск у Валентины Иосифовны Денисенко, никогда не имевшей никакого отношения к самарскому Фонду, обыск у Тройновой Татьяны Георгиевны, которая была директором совершенно другой организации, и она уже давным-давно не работает.

В общем, то, что все это проводилось в рамках самарского дела, просто притянуто за уши. Это способ давления, запугивания, издевательства. С одной стороны, мне кажется, что это «Лайфньюз» и «НТВ» делают новые сюжеты под новые выборы, чтобы показать, что «Голос» налоги не платит. И показывают Григория Мельконьянца, который к этому вообще не имеет никакого отношения. Возможно, это информационная провокация.

С другой стороны, мне кажется, что за этим стоит еще более серьезная вещь: запугивание любых активистов, не только «Голоса».

Наших активистов запугать довольно трудно, мы через это проходили еще в 2011-2012 году. Сейчас же появилось очень много новых организаций – «Гражданин Наблюдатель», СОНАР, «Наблюдатели Санкт-Петербурга» и вообще разных независимых наблюдателей, которые являются волонтерами в регионах и в Москве.

Мне кажется это такой способ напугать, потому что это будут бесконечные сюжеты на «НТВ» и «Лайфньюз», будут сфабрикованные уголовные дела, будут врываться с обысками домой и забирать компьютеры близких, как забрали компьютер мамы Удота, компьютер девушки, которая встречается с Гришей Мельконьянцем, компьютер внучки Валентины Иосифовны.

Нам хотят показать, что любые действия по наблюдению на выборах – это опасно. И при том, что делается это открыто, у всех на глазах, мы никак не можем этому противостоять. Я разговаривала с адвокатами, известными, прославленными, с Вадимом Прохоровым, который занимается делом об убийстве Бориса Немцова, с «Агорой», которая много лет защищает правозащитников. И они в один голос говорят: «Мы в судах это дело не выиграем. Да, тут полный юридический беспредел, но в судах мы не выиграем».

Это ситуация полной правовой беззащитности. Мы живем в стране абсолютно беспредельной, у нас нет способов защиты наших гражданских прав и, куда бы мы ни обращались, мы защититься не можем.

«Голос» с этим сталкивается с 2007 года. Мы всегда считали, что мы работаем на грани, ведь мы защищаем избирательное право граждан. С одной стороны, мы — правозащитная организация, с другой стороны, мы защищаем политические права — право избирать и быть избранными, а на политическом поле давление значительно выше.

Сейчас я вижу, что «Голос» был первым барьером среди правозащитных организаций, а теперь эта волна всех захлестнула. Они уже не разбираются, политика, экология или пытки в полиции – их это абсолютно не волнует. И самое страшное, что нет в стране института для защиты.

Я сейчас переписываюсь с коллегами из Совета по правам человека, и они мне отвечают, что в лучшем случае смогут вызвать на ковер налоговиков, чтобы объяснили, почему не закрыли до сих пор дело, которое еще в марте должно быть закрыто по сроку давности. Это дело и используется для уголовного преследования: все гранты, которые мы получали, переквалифицировали в доход, признав нашу деятельность общественно не полезной.

Это наша деятельность по наблюдению на выборах признана как общественно не полезная, понимаете, какая формулировочка?! Вот так, оказывается. Хотя, наверное, для кремлевского народа это, конечно, опасно — неполезная деятельность.

Я понимаю, что самое страшное у всех нас еще впереди, потому что нет рычагов защиты. Мы не можем обращаться даже к закону. Вот в Налоговом кодексе написано, как мы должны рассчитать налоги. Мы рассчитываем налоги по их же формуле, а нам увеличивают сумму в два раза.

Мы идем в суд и показываем: ладно вы нам насчитали налоги, что у нас неполезная деятельность, и это не гранты, а доход, но у вас в расчете написано, что мы должны уменьшить сумму налогов на уплаченные налоги на зарплату. То есть должно быть минус 50 процентов того, что посчитали. Но мы не можем выиграть в суде даже в этом случае. То есть мы находимся в ситуации стопроцентного беспредела.

Нам говорят: дойдите до Европейского суда по правам человека. Зачем? Все жители России должны, сидя в России проигрывать реальные дела, которые в суде в нормальной страны должны быть выиграны, а потом идти в ЕСПЧ и там что-то доказывать? Это бессмысленная процедура, оскорбительная для гражданина.

И самое страшное, что мы не видим выхода из этой ситуации.

Ю.Б.: А возможности для работы остаются какие-то?

Л.Ш.: Им все равно очень трудно выбить нас с работы. Мы можем оставаться наблюдателями. Не от «Голоса», так от кандидатов пойдем наблюдателями. Сейчас будет 50 процентов независимых кандидатов, и они с удовольствием примут наших активистов в качестве наблюдателей. Кто откажется от таких опытных, стойких наблюдателей, которые еще и денег не просят за наблюдение?

Естественно, возможности были, есть и останутся, они с этим ничего не смогут сделать. Поэтому они бьют по самым лучшим, выбивают активистов, профессиональных активистов. Как например, Григория, он уже 14 лет занимается выборами. Они бьют по тем, кто фактически несет тренинговые, экспертные возможности.

Ю.Б.: Что будет следующим шагом? Нужна ли защита вашим активистам?

Л.Ш.: Кроме необходимости солидарных действий, я здесь ничего не вижу. Здесь должно быть гражданское сопротивление тому, что происходит.

Я уже давно говорю об этом на разных форумах: нас выбивают поодиночке, пока мы не встали в жесткую линейку защиты.

Когда-то было хорошее начало, когда правозащитники объединились в «Общее действие», это все-таки работало. Это влияло на власть, потому что это влияло на общественное мнение.

Мне кажется, сейчас надо как-то сгруппироваться, надо искать способы жесткой солидарности по поводу всех этих наездов.

Ю.Б.: Как сейчас чувствуют себя ваши сотрудники? Изъято было все, что можно, как я понимаю.

Л.Ш.: Изъяли телефоны и компьютеры. Все остальные делятся тем, что есть. Слава богу, техника у всех и дома, и на работе. Так что, кто-то что отдаст, на том и работаем. Люди продолжают жертвовать нам деньги, вот пошел этот трэш, и за день нам поступило на счет 50 тысяч рублей.

Ю.Б.: Офис разгромлен?

Л.Ш.: Из офиса забрали технику и печати. На каком основании они вообще печати организации забрали? Еще забрали компьютер с бухгалтерией. Нам сейчас отчеты сдавать полугодовые, хоть и пустые, но надо, по всем старым организациям, по которым когда-то были гранты. В общем, нанесли большой урон.

И еще не факт, что у нас с офисом не будет проблем, поскольку такие вещи, как обыски, как правило, заканчиваются тем, что арендодатель не подписывает дальше договор или просит пораньше уехать.

Ю.Б.: Думаю, вы уже видели, что сформирован и обнародован так называемый «патриотический стоп-лист». Среди упомянутых организаций есть ваши партнеры, доноры?

Л.Ш.: У нас доноров было очень много. Мы работали с Фондом Мотта, который всегда финансировал гражданские проекты.

Вообще все фонды, в которых мы получали гранты, не соглашались финансировать наблюдение на выборах, потому что это не в приоритетах фондов. 

По сути, кроме USAID, никто из фондов не соглашался финансировать именно наблюдение на выборах. В основном, это были межвыборные проекты: мониторинг депутатов, прозрачный бюджет.

С NDI мы работали в свое время. Но это не грантодающая организация, она никогда не давала никому денег. Это такая же общественная организация, как любая другая, которая сама получает гранты. С NDI мы работали, потому что у них была программа «Тренинг для тренеров по наблюдению на выборах». У них же огромный опыт наблюдения, они знают принципы международного наблюдения. NDI — организация, фанатично преданная развитию институтов демократии: честных открытых свободных выборов. Это их пунктик, и я считаю, что это правильный пунктик, потому что это основа контроля граждан за властью.

Очень хорошие у них были вебинары, сайт, где они выкладывали все методички, пособия. Я помню, насколько открыто они всегда проводили семинары. В любой регион приезжали, всегда находили председателя комиссии, чтобы обязательно он или кто-то из юристов был на тренингах. Это была абсолютно открытая информация.

Но основная их программа была связана с методикой проведения избирательных кампаний. Это были тренинги о том, как грамотно и честно проводить избирательные кампании. Я в свое время, когда была в «Яблоке», помню эти замечательные, просто великолепные тренинги. В свое время это было важно для молодых партий в России. Сейчас конечно российские партии сами прекрасно проводят обучение своих активистов.

Я вообще не понимаю, на каком основании такие фонды подпадают под «нежелательные организации». И кто, собственно говоря, определяет «нежелательные организации»? Они кто, чтобы определять, желательные или нежелательные для гражданского общества эти фонды? Кому нежелательные? Все это примитивный изоляционизм и средневековая дикость.

Ю.Б.: Вы знаете что-то о реакции участников «стоп-листа»?

Л.Ш.: По-моему, у них просто шок, что еще они могут испытывать. Столько сил вложив в нашу страну, да и в другие страны, именно по развитию демократических институтов, столько сделать полезного, нужного для страны, и после этого стать «нежелательной организацией».

Но еще раз хочу подчеркнуть, что «нежелательными» они становятся для группки людей, для которых удержание власти любой ценой является смыслом жизни.

Беседовала Юлия Башинова

Источник: newsader.com