Исторический процесс: в Воронеже предлагают договориться, что такое «политическая деятельность»

В Воронеже сейчас проходит исторический процесс. Идут не просто судебные заседания — обсуждаются какие-то базисные вещи, на которых стоит любое цивилизованное государство. Участники и наблюдатели уверены: если мы сейчас, на этом участке пути не договоримся, что мы понимаем под термином «политическая деятельность», мы не скоро построим демократическое общество, а некоммерческим организациям в России просто не дадут работать.

В Воронеже сейчас проходит исторический процесс. Идут не просто судебные заседания — обсуждаются какие-то базисные вещи, на которых стоит любое цивилизованное государство. Участники и наблюдатели уверены: если мы сейчас, на этом участке пути не договоримся, что мы понимаем под термином «политическая деятельность», мы не скоро построим демократическое общество, а некоммерческим организациям в России просто не дадут работать.

В небольшой комнатке, где с трудом помещаются представители истца, ответчика, и журналисты практически всех воронежских СМИ, (некоторым приходится сидеть на полу, документы по делу лежат там же) звучат самые высокие должности и имена: от губернатора и уполномоченного по правам человека до Президента. Рассматривается дело по заявлению Центра защиты прав СМИ к региональному управлению Минюста и к федеральному Министерству юстиции. Юристы Центра добиваются признания включения их организации в реестр иностранных агентов незаконным и необоснованным, так как не считают свою деятельность политической. НКО считает: под политической деятельностью можно понимать только конкретные вещи. Минюст же утверждает, что под ней можно понимать всё, что угодно, если звучит критика и если есть хоть какое-то иностранное финансирование. 

В Воронеж прибыли, чтобы дать мастер-класс и прочитать лекции, ведущие российские специалисты в области политологии, журналистики и противодействия экстремизму — иначе выступления свидетелей по делу Центра защиты прав СМИ и не назовёшь. С нескрываемым интересом и судья, и его секретарь (которая следила за процессом, кажется, внимательнее всех) слушали выступления спикеров-свидетелей.

Чтобы дать показания, в Воронеж прибыли:

• секретарь Союза журналистов России, вице-президент Европейской федерации журналистов, член Союза российских писателей, член Российского ПЕНа, инициатор и сопредседатель Ассоциации журналисток, член гендерного совета Международной федерации журналистов Надежда Ажгихина;
• доктор политических наук, один из самых видных учёных в стране в области политологии, вице-президент Российской ассоциации политологов, профессор и член диссертационного совета в области политологии Высшей школы экономики (Санкт-Петербург), эксперт Совета Европы Александр Сунгуров;
• директор информационно-аналитического Центра «Сова», член Совета по правам человека при Президенте РФ, автор книг и статей в области антиэкстремизма, исследований проявлений радикального национализма в России Александр Верховский. 

Рассказывать обо всех выступлениях в этой публикации нет возможности, я бы остановилась на одном — политолога Сунгурова, который рассказал воронежским минюстчицам (представляющим также федеральное Министерство юстиции РФ), что «даже в советское время разрешалась критика отдельных чиновников».

Надо пояснить, для чего господин Сунгуров был вызван в суд в качестве свидетеля. Дело в том, что по ходатайству регионального Минюста была проведена психолого-лингвистическая экспертиза. Юристы Центра защиты прав СМИ указывают, что она была сделана с многочисленными нарушениями, в том числе экспертами, компетенция которых не подтверждена, они заявили ходатайство о признании её недопустимым доказательством, а также о проведении повторной экспертизы в Высшей школе экономики. Господин же Сунгуров по запросу НКО проанализировал публикации с интервью Араповой, акт проверки Минюста, на основании которого организацию включили в реестр иностранных агентов, и сделал заключение, которое Центр, отстаивая свои права, и предоставил суду в качестве письменного доказательства.

— Одна из самых больших проблем заключается в том, что политология в России молодая наука и уже устоявшиеся в мире термины на русский язык переведены одним словом — «политика» означает два смысла: «борьба за завоевание и осуществление власти» (politics) и «решение общественных проблем, используя властные ресурсы» (policy), — начал профессор политологии. — Я абсолютно согласен с тем, что партии и организации, занимающиеся «завоеванием и осуществлением власти», не должны получать иностранное финансирование. Однако это определение в России, было распространенно на все действия, и получилось, что любое обсуждение общественных проблем теперь можно назвать политикой.

По словам Сунгурова, российская государственная политика основана на Конституции, в которой заложен приоритет прав человека и свободы личности.

— Наша задача — выстраивание правового государства, — заявил он. — Деятельность, которая направлена на реализацию идей Конституции, не может считаться направленной на изменение госполитики. Все материалы, которые я просмотрел, свидетельствуют о том, что деятельность Центра защиты прав СМИ направлена на укрепление госполитики. И это конечно никакая не политическая деятельность.

А ошибки в деятельности отдельных чиновников или несовершенство законодательства, о которых говорит Центр и многие другие правозащитники, как раз надо выявлять, для того, чтобы госполитика реализовывалась. Это и есть общественный контроль. На мой взгляд, такая деятельность Центра — это направлена на развитие государственной политики, а не против неё. Это мой главный вывод.

Собственно, об этом говорит и Президент, и многие другие. Я работал с Путиным, когда тот ещё был помощником Собчака, и я видел, насколько он серьёзно относится к понятию общественного контроля и деятельности общественных организаций.

Галина Арапова задала профессору несколько дополнительных вопросов. Минюст в качестве политической деятельности (одно из обязательных оснований занесения в реестр «иностранных агентов») вменяет даже не организации, а ей лично то, что она своими интервью в СМИ «воздействовала на общественное мнение с целью изменения государственной политики». Поэтому первый вопрос был такой:

 — Как с точки зрения политологии можно пояснить, что такое «формирование общественного мнения в целях изменения государственной политики». Является ли это предметом изучения политологии? 

— Безусловно, общественное мнение — один из факторов, — ответил политолог. — На изменение политики можно влиять непосредственно государственными органами, политическими партиями или формированием общественного мнения. Поэтому, конечно, формирование общественных мнений — важная задача любых общественных организаций, в том числе политических партий. Другое дело, направлено ли это на формирование мнения на изменение государственной политики или на её поддержку? На мой взгляд, действия Центра защиты прав СМИ направлены на поддержку и реализацию госполитики, на выстраивание правового государства. 

— Означает ли, что критическая точка зрения, высказываемая в интервью, направлена на изменение государственно политики?

— Смотря какая точка зрения. Если высказывания противоречат Конституции, тогда да, они будут направлены на изменение госполитики. Те же высказывания, которые направлены на реализацию идей Конституции, направлены на её поддержку. Например, высказывание о том, что церковь должна быть связана с государством и получать от него деньги, противоречит Конституции. А высказывание о том, что в законодательстве есть дефекты, поддерживает госполитику, так как помогает их обнаружить и устранить.

— Читая мои интервью, вы как специалист в области политологии можете определить, какую цель я преследую?

— Я уже долго живу — мне 64 года, из них 40 лет я прожил при советской власти. Я помню, что даже тогда, когда речь шла о незыблемом руководстве КПСС, критика отдельных руководителей и указание на то, что кто-то нарушает законы, никогда не считалась подрывом государственного строя. Я ни в одном из ваших интервью не видел критику «Единой России» (кстати, в Конституции не записано, что она является ядром госполитики, как КПСС, так что критиковать её вполне можно), речь была о том. Что кто-то недостаточно хорошо выполняет свои обязанности и допускает ошибки. Но это и нужно выявлять. Для этого и существует общественный контроль.

«Ну, что-то же они говорят»

Отмотаю немного назад и в завершении расскажу о позиции Минюста по делу. С её оглашения, собственно, началось заседание 13 ноября (выступления свидетелей по делу были следом за этим). Благодаря воронежским минюстчицам можно смело выделить жанр судебного заседания по типу жанров, существующих в теории литературы. Жанр этот называется «Докучная сказка»:

Вместо представления своей позиции и доказательств по делу, представители ответчика в очередной раз на судебном заседании зачитали Акт проверки. Вот как это было:

— Вы в очередной раз прочитали Акт. Скажите, пожалуйста, — обратилась к ответчику юрист НКО, — где в том, что вы сейчас прочитали, признаки осуществления НКО «политической деятельности», как она определена федеральным законом?

— Политическая деятельность у нас в частности формируется общественным мнением. Те пользовали интернет-ресурса, которые прочитали ваши статьи, в дальнейшем могут принять это к сведению, как-то сформировать своё общественное мнение и, соответственно потом, повлиять на осуществление государственной политики РФ, — ответила сотрудница Минюста.

— А вы в курсе, что у нас граждане наделены правом влиять на работу органов власти и у нас демократическое общество?

— Я не говорю, что они не наделены.

— Хорошо, тогда в чём незаконность высказываний директора фонда?

— Мы говорим о формировании общественного мнения.

— Хорошо. Приведите доказательства, что общественное мнение было сформировано и что у директора Центра была цель сформировать общественное мнение в определённых целях, указанных в федеральном законе? На чём вы основывались, включая организацию в реестр иностранных агентов? Где доказательства осуществления политической деятельности? Мы полгода пытаемся хоть чего-то добиться, но кроме того, что вы из процесса в процесс зачитываете нам Акт, который мы уже наизусть знаем, мы не услышали ничего нового, доказательства ни разу не были представлены. Распечатать публикации из интернета, приложить их к Акту, и сказать, что это является доказательством политической деятельности, извините, абсурд. Доказательство — это другое.

— Мы всё представили. 

— Перечислите.

— Все скриншоты с сайтов представлены. 

— Хорошо, что содержится в скриншотах, что свидетельствует о политической деятельности?

— Данные публикации.

— Мы с вами по кругу ходим, вам не кажется?

«Разговор глухого с «немым» продолжался около часа, периодически судья обращался к сотруднице Минюсту Алле Стрелковой:

— Алла Юрьевна, вам задают вопрос. Если можете отвечать, отвечайте, если не можете, сошлитесь, почему не можете. 

Или:

— Вы в состоянии ответить на поставленный вопрос?

Она не могла. Вот только некоторые вопросы Галины Араповой, на которые не получилось услышать внятный ответ:

— Сошлитесь на любую статью действующего законодательства, в случае, когда я, являясь директором организации, должна оспаривать публикации в СМИ, где меня называют директором Центра?
 

Надо пояснить, что Минюст вменяет в вину Араповой то, что она давала интервью не как эксперт в области медиаправа, а как должностное лицо, директор Центра защиты прав СМИ, действуя в официальном качестве. Такой вывод ведомства основан на том, как журналисты указывают Арапову в текстах. При этом Минюст не учёл, что решение, как указывать того или иного человека, журналисты принимают самостоятельно. Сотрудники ведомства элементарно не понимают, как работают СМИ, и что они могут написать «минюстчицы» не потому, что так написано в документах, а потому, что так читателям будет лучше понятно, о ком идёт речь. 

По этому вопросу Араповой судья Юрий Спицын заметил:

— Вам задали вопрос, который касается общеправовых знаний.

— Общеправовые знания видимо отсутствуют, — констатировала Арапова.

К слову, Алла Стрелкова является заместителем начальника Управления Министерства юстиции РФ по Воронежской области.

В конце концов, даже судья устал от отсылок минютчиц к Акту и на повторение мантры «все доказательства представлены в материалах дела».

— Отвечают, как могут, — прокомментировал он очередной вопрос без ответа.

— Они не могут ответить ни на один наш вопрос,  — в очередной раз вздохнули юристы Центра.

— Ну, что-то же они говорят, — сказал на это Спицын.

Спустя полтора часа Минюст в лице всё той же Аллы Стрелковой, устав, видимо, рассказывать докучные сказки, неожиданно выдал:

— Галина Юрьевна, вы можете анализировать законодательство, но при этом вы должны соблюдать установленные законодательством требования, если бы вы не получали иностранное финансирование…

— А! То есть весь вопрос в иностранном финансировании! То есть я могла бы критиковать государственный орган, если бы не иностранное финансирование! Отлично! Вы признаете, что в принципе неважно, чем мы занимаемся. Алла Юрьевна, вы прекрасны! Вы говорите вещи, которые противоречат и закону, и постановлению Конституционного суда, и логике вашей (Минюста, — прим. авт.) контрольной функции. 
 

Примечание. Финансирование из иностранных источников Центр защиты прав СМИ за время своей 20-летней работы никогда не скрывал. Среди них, например, «ACTICLE 19» — едва ли не самая авторитетная в мире организация по защите свободы слова, Еврокомиссия, деньги от которой российское законодательство получать не запрещает, более того, они даже не облагаются налогом. Ещё один источник — Совет Европы, по гранту которого были переведены на русский язык три книги о практике Европейского суда. Два других источника финансирования — это частные благотворительные фонды, не имеющие никакого отношения к политике, и на их деньги многие годы жили почти все российские Университеты и даже научные и исследовательские программы некоторых федеральных министерств.

Следующее заседание состоится во вторник, 17 ноября. Ожидается допрос новых свидетелей: редакторов ведущих воронежских СМИ («Моё!», «АиФ» и 36on.ru) и эксперта-лингвиста.

Источник: bloknot-voronezh.ru