Социолог из Санкт-Петербурга Евгений Шторн сбежал в Ирландию и утверждает, что в России его вербовали спецслужбы. По его словам, в ФСБ просили информацию о работе "иностранных агентов".
Социолог из Санкт-Петербурга Евгений Шторн сбежал в Ирландию и утверждает, что в России его вербовали спецслужбы. По его словам, в ФСБ просили информацию о работе "иностранных агентов".
18 января сотрудник Центра независимых социологических исследований из Санкт-Петербурга Евгений Шторн сообщил, что уехал из России. "Представители силовых структур попытались воспользоваться моим положением и хотели использовать меня, сделать стукачом", — написал он в своем "Фейсбуке".
Русской службе Би-би-си Евгений Шторн рассказал, чего от него хотели спецслужбы и почему он в итоге оказался в Дублине.
Би-би-си:Почему вы решили уехать из России и из-за чего это произошло?
Е.Ш.: Все началось еще летом 2011 года, когда я перевозил маму в Россию. До этого я был гражданином Казахстана. В 2004 году я получил российское гражданство. Во всяком случае, я так думал. Но летом 2011 года в УФМС мне сказали, что паспорт мне был выдан необоснованно. В казахском консульстве в Петербурге мне сказали, что я больше не являюсь и гражданином Казахстана. По справке об отсутствии казахского гражданства Россия выдала мне вид на жительство лица без гражданства.
Би-би-си:То есть последние годы у вас не было ни одного паспорта?
Е.Ш.: Да, казахское гражданство аннулировали, а российского, как оказалось, и не было. Я решил жить пять лет по этому виду на жительство, чтобы потом претендовать на гражданство в общем порядке. Когда ты живешь по виду на жительство, ты должен регулярно уведомлять государственные органы, что ты где-то работаешь и получаешь некий базовый доход.
Я тогда устроился работать в Центр независимых социологических исследований по специальности "связи с общественностью". Последние пять лет я жил по этому виду на жительство, но за это время, как известно, многое изменилось. Был принят закон об иностранных агентах и ЦНСИ признали иностранным агентом. Летом 2017 года я прошел комиссию и подал документы на получение российского гражданства.
Центр независимых социологических исследований (ЦНСИ) — одна из старейших некоммерческих организаций в Санкт-Петербурге. Больше двадцати лет они проводят социологические исследования в России, развивают стипендиальные программы, сотрудничают с ведущими социологическими научными учреждениями — Институтом социологии РАН, Высшей школой экономики, Европейским университетом в Санкт-Петербурге. В 2015 году министерство юстиции включило ЦНСИ в список "иностранных агентов" — организаций, которые получают финансирование из-за рубежа, и которые, по мнению властей, участвуют в политической деятельности.
Би-би-си: В чем особенность этого статуса — жизни по виду на жительство?
Е.Ш.: Это предполагает определенные ограничения, хотя я довольно много работал, поступил в магистратуру Высшей школы экономики. Хотя в этом документе написано, что он удостоверяет личность, но петербургский метрополитен, например, отказался выдавать по нему мне льготную карточку студента. Это мелкий пример, но таких было множество. Даже в гостинице меня по этому документу отказывались селить.
Би-би-си: Гражданство вам в итоге выдали?
Е.Ш.: В ноябре, когда уже истек срок ожидания по моему заявлению, мне сказали, что в гражданстве мне отказано на том основании, что я предоставил ложные сведения. Ложными сведениями они сочли то, что я не указал все адреса, по которым жил эти годы. Я воспринял это как чудовищную бюрократию, расстроился, впал в тяжелую депрессию. Стало ясно, что снова на гражданство я смогу подать только через год, который мне предстоит прожить по виду на жительство.
И тут в декабре, числа шестого, мне поступил звонок с обычного мобильного телефона, и какой-то человек предложил мне подъехать в отдел УФМС обсудить мое заявление. Честно говоря, я подумал, что они передумали или изменились какие-то квоты. Знакомый юрист сказал ни в коем случае ничего не подписывать, но посоветовал ехать, чтобы узнать, что к чему. На следующий день я приехал по этому адресу, но встретил меня там совсем не УФМС.
Би-би-си:А что находилось по этому адресу?
Е.Ш.: Это был отдел полиции. На первом этаже и правда был отдел УФМС, а на втором этаже комната без опознавательных знаков. Меня встретил человек примерно моего возраста, он завел меня в кабинет, там висел портрет Андропова, который до сих пор стоит у меня перед глазами. Он представился, и началась беседа.
Би-би-си:Как он представился?
Е.Ш.: Мне кажется, что он был майором. Имя я помню, но не уверен, что надо его называть. Честно говоря, я растерялся, когда увидел корочку с надписью ФСБ. Мы немного обсудили мое положение, а в общей сложности говорили более полутора часов. Его основная мысль сводилась к тому, что они очень удивлены, что я работаю в "иностранном агенте". Я объяснил, что с моими документами никуда на работу особенно и не устроиться, а в ЦНСИ я устроился задолго до того, как закон об иностранных агентах был принят.
Сотрудника ФСБ очень интересовало, как идет финансирование, приходят ли к нам сотрудники иностранных спецслужб или дипломаты. Я отвечал, что я технический работник, и ни с какими дипломатами не встречаюсь. Рассказал ему, что такое качественная социология и чем она отличается от количественной. Он мне рассказывал про Бжезинского, спрашивал, читал ли я его книгу "Великая шахматная доска". Я говорю: "Нет, не читал".
Он рассказал мне кратко ее содержание, что вот уже в середине 90-х годов Бжезинский писал, что к середине 2000-х Украина станет агентом Запада, и что все так и происходит. Что нас хотят развалить, чтобы Чечня была отдельно, Карелия отдельно, ну и прочее. Разговор был в целом доброжелательный, хотя несколько раз он так впроброс говорил, а вот вы знаете, что есть закон о шпионаже, есть закон о государственной измене. Но очень мягонько, хотя вообще непонятно, какому государству я мог бы изменить, учитывая, что я лицо без гражданства.
Би-би-си: Что было после этого разговора?
Е.Ш.: Я вышел оттуда в шоковом состоянии. Началась паранойя, я боялся по телефону разговаривать. Тем более, он меня предупредил, что если я начну рассказывать об этой встрече, могут начаться серьезные проблемы. Он сказал: говорите всем, что вы были в УФМС и просто обсуждали свое заявление на гражданство. Какое-то время я провел в размышлениях, что делать, но надеялся, что меня оставят в покое, что я убедил его, что я маленькая рыбка, от которой ничего не зависит. Но на следующий день он позвонил мне снова и сказал: вы такой приятный человек, давайте еще раз встретимся.
Би-би-си: После этого вы решили, что надо выезжать?
Е.Ш.: Еще когда мы были на встрече, он сказал, что вот вы по своему документу даже выехать из страны не сможете. А я ответил, что поэтому и хотел гражданство, чтобы появилась возможность путешествовать. После его звонка я понял, что меня будут разрабатывать, вербовать. Тем более что он уже к нашей первой встрече очень много знал и о моей работе, и о моих поездках по стране, и о моих публикациях. Знал о моей курсовой в "вышке", которая была по теме "Убийство геев по материалам судебных решений". Короче, когда он позвонил, я понял, что мне надо что-то делать. После этого звонка я обратился к нескольким людям.
Одним из людей, кто мне помог, была американская правозащитница Дженнифер Гаспар, у которой была отчасти похожая история. В 2014 году ее выслали из России. Ей тоже не дали гражданство, аннулировали вид на жительство и заставили по решению суда выехать. Мне помогли "Гражданский контроль" и российская ЛГБТ сеть. Они меня вывели на организацию Front Line Defenders. Они начали действовать и пытаться понять, какое государство сможет выдать мне визу. Среди этих государств были Германия, Литва, Франция, США. Но все они как-то очень быстро сказали, что в вид на жительство визу вряд ли смогут поставить.
Би-би-си:Кто вас в итоге согласился принять?
Е.Ш.: Вид на жительство чем-то похож на российский загранпаспорт, только он зеленого цвета. Но беда в том, что ни одно государство толком не знает, что с этой бумажкой можно делать и пустят ли меня по ней в принципе на международный рейс. Но Front Line Defenders удалось каким-то образом убедить Ирландию, чтобы они выдали мне визу. В декабре тот человек из ФСБ еще несколько раз мне звонил, но я говорил, что болею. 21 декабря мне сказали, что ирландцы дали добро, выезжайте в Москву, они вклеят вам визу, и вы сразу уедете.
Но 22 декабря был короткий рабочий день перед Рождеством, и визу мне сделать не успели. Я вернулся в Петербург, от меня просили еще какие-то бумаги, подтверждающие, что авиакомпания возьмет меня на борт, друзья звонили в погранслужбу, чтобы узнать, можно ли вообще с такими документами, как у меня, выезжать из страны. Россия сказала, что выпустит, но впустит ли другая страна?
4 января мне все же вклеили визу, 5-го января у меня был рейс из Москвы через Мюнхен. Прямых рейсов до Дублина нет. В аэропорту представители авиакомпании мне сказали: "Ой, с таким документом мы вас на борт не возьмем, вдруг вы эту визу нарисовали, надо подтвердить ее валидность". Меня сняли с борта, через три часа ирландцы визу подтвердили "Люфтганзе". Я взял новый билет уже через Франкфурт, пошел переходить границу, тут снова звонят из авиакомпании и говорят, что Германия не готова принять меня даже в транзитную зону. Сотрудники авиакомпании всячески пытались помочь, но принимать меня отказалась потом и Швеция. Нашелся рейс через Кишинев, пошел к молдаванам, они сказали: "Ну, если у него настоящая виза, то вряд ли он у нас останется". Так, через Молдову я смог все же улететь в Дублин.
Би-би-си:Что вы собираетесь делать дальше? Вы попросили в Ирландии политическое убежище?
Е.Ш.: Я понятия не имею, но боюсь, что у меня нет другого выхода. Боюсь, после того как я рассказал об этой истории, шансов спокойно вернуться не осталось. Не думаю, что меня осудили бы за шпионаж в России, но могли бы легко аннулировать мой вид на жительство, после чего со мной произошло то же, что сейчас происходит с Али Ферузом.
Очевидно, что я не стал бы с ними сотрудничать. Заявление об убежище я пока не подавал. В Ирландии очень плохой закон об убежище, очень высокая степень отказов. Люди, ожидающие убежища, не имеют права работать и ждут решения по 20 месяцев. Front Line Defenders приняли меня на три месяца, а что будет дальше — никакой ясности нет. Но я решил сделать мою историю публичной, чтобы предупредить всех, кто работает в НКО-иноагентах, что они в опасности. Если бы это была только моя персональная история, я бы молчал, скорее всего.
Источник: bbc.com
