Надежда Кутепова, эколог и правозащитница из Челябинской области, в марте получила политическое убежище во Франции, куда она бежала с детьми в прошлом году. На родине её обвинили в шпионаже.

Надежда Кутепова, эколог и правозащитница из Челябинской области, в марте получила политическое убежище во Франции, куда она бежала с детьми в прошлом году. На родине её обвинили в шпионаже.

Тем, кто следит за новостями, известны имена таких новых русских политэмигрантов, как депутат Госдумы Илья Пономарёв, националист Даниил Константинов, эколог Евгения Чирикова или некоторые из фигурантов "болотного дела".

Однако оппозиционеров, которые в последние три года бежали из России, спасаясь от репрессий и давления властей, гораздо больше — десятки и сотни. Русская служба Би-би-си знакомит читателей с теми из политэмигрантов новой волны, чьи имена не так часто мелькают в новостных лентах. Это интервью — первое из серии материалов о новой русской политэмиграции.

Надежда Кутепова, создатель и глава правозащитной организации "Планета надежд", много лет занималась в родном Озёрске Челябинской области защитой прав пострадавших от радиоактивных сбросов с секретного оборонного производственного объединения "Маяк", а также прав жителей "закрытых территориальных образований", ЗаТО — бывших секретных городов с предприятиями советской, а затем российской оборонки.

В прошлом году организацию "Планета надежд" признали "иностранным агентом", а потом обвинили на федеральном телевидении в "промышленном шпионаже".

Кутепова, опасаясь, что это обвинение на гостелевидении перерастёт в реальное уголовное дело, по совету адвоката и правозащитников в июле бежала с детьми во Францию. Сейчас она с тремя детьми живёт в центре размещения беженцев. Четвёртый, совершеннолетний, живёт неподалёку отдельно.

Надежда предполагает, что за её преследованием стоят "Маяк" и госкорпорация "Росатом", и хочет, теперь уже путём давления из-за границы, заставить "Росатом" тратить деньги на решение старых созданных его предприятиями экологических проблем.

Би-би-си: Расскажите, пожалуйста, о событиях, из-за которых вам пришлось бежать из России.

Надежда Кутепова: 26 мая 2015 года был суд, вечером адвокат присылает СМС, что мы проиграли суд, нас признали агентами, штраф 300 тысяч рублей.

На следующий день я получаю СМС от одного человека, которого я защищала той весной, он пишет: "Надежда Львовна, я видел вчера репортаж, вас там объявили предателем родины, но я знаю, что это не так, если что, вы мне пишите, я готов рассказать, что это неправда…"

Я думаю: что ж там такое, господи? Открываю репортаж [корреспондента РТР Ольги] Скабеевой, там написано, что в закрытом городе прошёл процесс, и что "фактически "Планета надежд" занималась промышленным шпионажем".

Я думаю, боже ж мой, ну что за воспалённое воображение, как же можно сделать такой вывод? Даже если прочесть судебное решение.

Потом пришла информация из [аппарата областного] уполномоченного по правам человека, советником которого я была, он обратился в министерство юстиции, и они ему негласно сообщили, что приказ о том, чтобы нас признать "агентами", поступил сверху, и они ничего с этим сделать не могут.

Заметки как "политическая деятельность"

Би-би-си: С признанием "иностранным агентом" вопрос не в иностранном финансировании, которое вы никогда не скрывали, а в "политической деятельности". Что в вашем случае назвали политической деятельностью?

Н.К.: В мотивировочной части решения суда было написано, что суд признал политической деятельностью четыре публикации, которые им прислал Роскомнадзор.

Первая — о том, что я встречалась с губернатором и рассказывала о защите прав человека в закрытых городах.

Вторая — о том, что я принимала участие в заседании Общественной палаты по вопросу соблюдения конституционных прав граждан в закрытых городах.

И две публикации носили такой публицистический характер — это было моё мнение по поводу использования 42-й статьи Конституции, право на возмещение экологического вреда. Я критиковала суды Челябинской области и говорила, что статья вообще не работает.

И последним было интервью, где я рассказывала, чем мы вообще занимаемся, и с какими самыми громкими случаями нарушения прав граждан, пострадавших от радиации, мы сталкивались в последнее время.

Но! Помимо этого, в судебном решении содержалась фраза о том, что деятельность нашей организации "противоречит интересам безопасности Российской Федерации".

Конечно, меня, как юриста, эта фраза сразу насторожила, потому что это часть состава преступления по статье Уголовного кодекса о государственной измене. Я ещё поначалу не очень серьёзно к этому отнеслась. То есть, как-то задумалась, но… Понимаете, 15 лет я там работала, и 15 лет меня называли то шпионом, то другом.

В 2009 году ФСБ заверяла Надежду Кутепову, что она "не представляет интереса". В 2015 году Кутепова таких заверений не получила

Но я отправила эту публикацию в крупные правозащитные организации — мы всегда сообщаем им информацию о том, что с нами происходит. Отправила своему адвокату, Ивану Павлову.

Потом на нашем региональном канале "Крик-ТВ" вышел репортаж под названием "Ядерное сердце России", и в нём мэр Озёрска, который до 2009 года был начальником ФСБ Озёрска, даёт интервью, смысл которого в том, что Кутепова на американские деньги планировала "цветную революцию" в Озёрске, закрыла реактор, хотела добиться социальной нестабильности и чуть ли не распада России. То есть у них там в голове полный компот.

"Немедленно уезжай"

Би-би-си: Когда этот репортаж вышел?

Н.К.: Это было начало июня, наверное, 10-е или 11-е июня.. Я после этого фильма напряглась. Думаю, такой человек без отмашки сверху никаких интервью давать не будет. Значит, есть там какое-то движение, мол, "можно" что-то делать с мной.

Я это тоже отправила в FIDH [Международная федерация прав человека], в Amnesty [Amnesty International] — и они мне начинают писать: "Надежда, нам очень не нравятся эти фильмы, они носят пропагандистский характер, нам кажется, что они готовят общественное мнение к тому, что против тебя скоро будет какой-то серьёзный процесс. Есть ли у тебя виза?"

"Нет, — говорю, — визы нету".

"Ну давай сделаем визу".

Я говорю: "Ну ладно, я визу сделаю".

"А может, ты уедешь хотя бы на лето с детьми", — пишут они.

А у меня всё расписано, что надо сделать, я думаю: как же я сейчас уеду? У нас и обжалование судебного решения…

А потом было обсуждение в Госдуме стоп-листа "нежелательных организаций", и наш Национальный фонд поддержки демократии там номером один. И они показывают 25 июня сюжет об этом обсуждении, опять РТР, опять Скабеева, и когда они демонстрируют, чем занимается NED в России, они опять говорят о нашей организации, что мы занимаемся промышленным шпионажем.

Би-би-си: И этот сюжет, видимо, убедил, что лучше уехать?

Н.К.: Я опять отправляю правозащитникам информацию про этот второй репортаж, правозащитники мне пишут: "Надежда, это всё очень плохо, немедленно уезжай!"

Я отвечаю: "Да, конечно, я, наверное, скоро уеду", но сама ещё не приняла внутреннего решения уехать. Мне ещё казалось, что всё это должно как-то разрешиться.

Но, тем не менее, после второго репортажа я собираю нашу общественную организацию, и мы принимаем коллегиальное решение о ликвидации организации.

И тут примерно с 27 июня начинается анонс передачи "Специальный корреспондент" — у нас же за неделю его анонсируют — "мы раскроем вам страшные тайны, как в закрытом городе, да американцы…" Я увидела этот анонс на РТР и, конечно, насторожилась. Думаю, "в закрытом городе" — это значит, про нас.

Многодетный враг народа

Я пишу адвокату: "Иван, вот такая ситуация… Скажи пожалуйста, как ты считаешь, по многодетным изменникам Родины у них статистика там какая?". Ну, в шутку пишу.

Он мне отвечает: "Надежда, я считаю, что тебе нужно немедленно уехать! По крайней мере из Озёрска, а лучше из страны".

Я пишу: "Да куда я поеду, у меня тут организация, мы тут то не доделали, сё не доделали". Он отвечает: "Ты что, речь идёт о твоей безопасности, у тебя четверо детей, с кем они останутся".

А у меня у детей отсутствует второй родитель, и бабушек-дедушек нет, все уже умерли. Они у нас все "маяковцы".

Я думаю: ну да, надо уезжать. И вот это чувство отъезда… Я хожу по улицам, и у меня как будто сдирают кожу. Думаю: ну как же так получилось?! Ну как это?! Этого не могло случиться! Ну я же такое всё хорошее делаю!

И тут 2 июля показывают этот репортаж Скабеевой, "Специальный корреспондент", там по нам просто отдельный сюжет, "промышленный шпионаж".

Я поняла, что медлить больше нельзя, написала правозащитникам, дала согласие на приобретение билетов, через два часа FIDH мне прислала билеты, на детей и на меня, и 6 июля вечером мы выехали из города.

Я приняла все необходимые меры безопасности, то есть это не выглядело как отъезд. Вещи все вывезли заранее, и просто как будто пошли погулять. Телефон оставили дома.

Мы выехали в Екатеринбург, на машине, которая никакого отношения ко мне не имеет, а рано утром мы вылетели в Париж через Стамбул.

Би-би-си: А почему именно Париж?

Н.К.: Потому что офисы у FIDH, и у Amnesty — в Париже. Когда я спросила, куда мне, собственно, ехать, мне ответили: ну, приезжай в Париж, что-нибудь придумаем.

И я приехала. Без денег, с детьми. Единственный плюс, что это было лето, то есть дети это восприняли как туристическую поездку, так что не испугались, не запаниковали.

Каждый день Надежда Кутепова везёт троих детей из пригорода Парижа в школу, ждёт их, и затем везёт обратно

Остановились у корреспондента, который в 2011 году снимал про нас фильм для французского телевидения. Прожили у него четыре дня. Я — в полной депрессии, всё время реву.

В тот момент я сказала: я не буду просить убежища!

"Реву, решения не принимаю"

Би-би-си: Думали, что уехали ненадолго?

Н.К.: Да. 6 июля я написала запрос в прокуратуру Челябинской области, прокуратуру Москвы, Генеральную прокуратуру и уполномоченному по правам человека Российской Федерации, где я всю ситуацию описала и потребовала, чтобы мне предъявили доказательства шпионажа — а канал государственный, я считаю, что он вещает от имени Российской Федерации. А второе — потребовала возбудить уголовное дело на Скабееву за раскрытие моих персональных данных.

У меня вообще принцип такой, что нельзя без боя сдаваться. Надо драться.

Я тянула, тянула с прошением об убежище — всё надеялась получить ответ. В сентябре пришёл ответ от прокуратуры: мол, передали дело кому-то куда-то, что-то такое…

А уже сентябрь, детям надо в школу, дочь записали в школу, а старшие не могут пойти — там уже колледж, там надо экзамены сдавать. Сроки подходят. Я реву. Никакого решения не принимаю.

В конце концов они меня послали к психотерапевту — FIDH дала мне бесплатного психотерапевта. И вместе с ним мы приняли решение, что вернуться я не могу, что мне надо просить убежища.

И 2 октября я попросила убежища.

Процесс хождения по разным инстанциям за разными бумажками занимает очень много времени.

Добрые люди

Би-би-си: И кто вас всё это время материально поддерживал? FIDH?

Н.К.: Нет, они не оказывают материальной поддержки. Я — лауреат премии "За безъядерное будущее" 2011 года. Вот, когда я приехала, они прислали тысячу евро — они собрали со своих членов. Потом организация "Женщины Европы — за общее будущее", они через сайт собрали деньги, и ещё я разослала всем знакомым, друзьям просьбы о помощи, люди собрали деньги. И мы жили где-то примерно на 25 евро в день.

Би-би-си: А где жили?

Н.К.: У знакомых журналистов, правозашитников — после того корреспондента меня отправили в Голландию, потом в Бельгию, потом — опять жили в Париже у одной женщины. Потом — социальное общежитие, потом — в центре временного содержания мигрантов, где мы сейчас.

Би-би-си: Убежище, насколько я понимаю, вы получили довольно быстро.

Н.К.: Да, 4 марта было трёхчасовое интервью, где рассматривали всё: все документы, анкеты, публикации. Ну и потом пришло решение — решение было было принято достаточно быстро по местным меркам.

Ну, то что 4 марта было интервью, а уже 15 марта приняли решение, мне кажется, это потому что история моя ну настолько очевидна. То есть, обычно же смысл действий иммиграционных органов не в том, чтобы испортить жизнь человеку, а чтобы проверить его историю. А в моём случае и проверять ничего не надо было.

Би-би-си: А детей здесь, вы сказали, взяли в школу. Они что, на французском учатся?

Н.К.: Нет, они учатся в специальных классах для не-франкоговорящих. У них есть такие специальные.

Тайна уголовного дела

Би-би-си: В Озёрске, вы говорили, остались ваши соратники по "Планете надежд".

Н.К.: Да. Второе ответственное лицо нашей организации, наш вице-президент, выехала в Грузию, третье ответственное лицо, она уехала жить в Екатеринбург, а два человека остались в Озёрске. Это бухгалтер и секретарь. Они не работают публично, никаких заявлений не делают, но сейчас мы занимаемся упорядочиванием документов, и мы продолжаем работу в таком, ну, не совсем публичном поле: мне люди пишут в "Фейсбук", на электронную почту. У нас есть сайт, и там есть форма обращения — кто хочет, тот пишет.

Би-би-си: Ну, то есть, эти обвинения в шпионаже, они формального развития не получили?

Н.К.: Не получили. Были лишь какие-то косвенные подтверждения: например, в сентябре сайт "Беллуны" делал публикацию о том, что я во Франции, и они позвонили в пресс-службу ФСБ и спросили, знают ли они, что есть такие вот претензии ко мне, и им там сказали: "Расследование продолжается". Какое расследование — они не уточнили.

Во-вторых, в городе Сосновый Бор были слушания по поводу строительства реактора на Ленинградской АЭС, и на этих слушаниях депутат Государственной думы [от КПРФ Иван] Никитчук сказал буквально следующее: "Знаете, в Челябинской области тоже были такие, которые много выступали, и там всё пошло по очень плохому сценарию: их вначале признали иностранными агентами, а теперь ими занимается ФСБ, и есть дело".

Би-би-си: Получается, можно предположить, что эта история с обвинением в шпионаже, эта информационная кампания была направлена лично против вас.

Н.К.: Ну да, потому что я являлась публичным лицом своей организации. Поэтому я, что называется, вызывала огонь на себя, просто затем, чтобы остальных людей уберечь.

Давление на "Росатом" извне

Би-би-си: Сейчас вы уже наладили сотрудничество со своими соратниками — правозащитниками, экологами — здесь, в Европе?

Н.К.: Во-первых, у меня запланирована встреча со спецпредставителем ООН по окружающей среде и здоровью, только я сейчас пока не могу путешествовать в силу своего статуса, у меня нет проездных документов, я могу быть только во Франции. Но я готовлю документы к встрече с ним. Я бы хотела, чтобы река Теча и загрязнённые участки Челябинской области вошли в повестку ООН и её спецпредставителя по защите окружающей среды.

Потому что попытки решить это на уровне Челябинской области… У нас был такой принцип: мы — общественная организация, работаем здесь, мы видим, что неправильно, и говорим вам, давайте сотрудничать, мы не заинтересованы в каком-то там шуме, нам это не надо. Но в Челябинской области, к сожалению, сложилась такая ситуация, что всем в области экологических решений правит "Маяк".

Соответственно, сейчас мы обратимся к спецпредставителю ООН, и будем уже через структуры ООН пытаться воздействовать на Российскую Федерацию и на "Росатом".

Оказывается, у "Росатома" в Париже есть представительство! Это меня чрезвычайно обрадовало. Соответственно, я собираюсь обращаться к Кириенко уже через парижский филиал "Росатома".

То есть, будем действовать действительно политически — ну что теперь делать, если они не оставили нам шансов воздействовать на них на местах.

Потому что реку Теча нужно закрыть, а людей отселить.

А во-вторых, я собираюсь продолжить заниматься защитой прав людей, живущих в закрытых городах. Пока думаю, как это делать.

Диаспора харизматиков

Би-би-си: Вы, находясь здесь, уже довольно долго переписываетесь со своими знакомыми, соратниками, которые тоже оказались в Европе. По вашим оценкам, насколько их много — этих политбеженцев новой волны последних трёх лет?

Н.К.: По моим ощущениям, их много. Не то чтобы безумное количество, но я каждый раз удивляюсь: вот ещё этот, а вот ещё и этот. Мне кажется, это пока ещё десятки, не сотни.

Я в основном, конечно, контактирую с людьми из правозащитного движения и экологического движения, поэтому людей, которые уехали в силу того, что они гражданские активисты, я знаю как тех, кого защищает правозащитное движение, непосредственно [с ними] не знакома.

Ну и потом, то, что я была в "антиядерной" теме — это такая достаточно изолированная тема, то есть она не очень многим людям была интересна, поэтому нельзя сказать, что я прямо всех знаю и могу делать какие-то общие выводы.

Люди, которые сюда прибыли, они все очень харизматичны. То есть, мы имеем дело с сообществом харизматичных лидеров. А харизматичным лидерам очень трудно договариваться между собой.

Би-би-си: Вот я как раз хотел спросить: какие у этой новой политической эмиграции есть шансы стать сколько-нибудь заметной единой силой — лоббистской, какой угодно?

Н.К.: Мне кажется, что здесь ситуация похожа на ситуацию в России, когда есть оппозиция, которая в принципе преследует одни и те же цели, но не может договориться по лидерам. Эта харизма мешает договориться.

Когда прошёл форум в Вильнюсе, я читала различные отзывы, и мне, конечно, в первую очередь не нравится негативистское отношение друг к другу. Мне кажется, через эти вещи надо как-то перешагивать.

Тут ещё есть такой момент: правозащитники в эмиграции, как и в России, не стремятся быть лидерами политического движения — это немножко не их.

Среди людей, которые приехали в эмиграцию, есть и гражданские и политические активисты, а есть правозащитники, и сейчас у них такой период "перебешивания" и самоопределения, то есть — "кто я есть".

И есть ещё отдельные группы, которые, с моей точки зрения, маргиналы, но их тоже надо знать в лицо, как мы всегда знаем местных сумасшедших, потому что они либо будут использованы, либо как-то ещё будут участвовать в повестке дня и в неожиданный момент могут вылезти и сказать: мы тут у вас сейчас всё возглавим и без вас всё решим.

"Вернуться невозможно"

Би-би-си: И каким вы видите своё место во всём этом калейдоскопе?

Н.К.: Мы продолжаем борьбу за "Планету надежд", и сейчас я вижу себя как руководителя "Планеты надежд".

А там посмотрим, как быть. Сейчас у меня уже есть предложения от ряда университетов, меня уже включили в Совет по рискам университета в Кане [Caen, город на северо-западе Франции — Би-би-си], именно в связи с тем, что я занимаюсь пострадавшими от радиации.

Есть несколько предложений по участию в исследовательских проектах, социологических. То есть, на что мне самой жить, я найду. А что касается организации — ну, посмотрим.

Ну и сейчас буду просто консультировать людей дистанционно.

Сейчас мне написали "маяковцы", которые уехали в разные другие города — может, мы создадим какое-то общественное движение. У него уже есть название: "Against Nuclear For Justice".

Би-би-си: Насколько эффективно можно защищать права россиян, будучи за границей?

Н.К.: Иногда процесс важнее результата. Когда ты берёшь какое-то дело и считаешь, что, исходя из здравого смысла, это несправедливо, а как юрист видишь, что, исходя из законодательства, это незаконно, то, конечно, надеешься на успех где-то в глубине души, но также понимаешь, что ты делаешь это просто из-за того, что нужно отстаивать справедливость.

И потом, я предполагаю, что для "Росатома" может быть чувствительна такая деятельность. Потому что они заинтересованы в продвижении своих проектов за границей, а это невозможно без того, чтобы была чистая экологическая составляющая.

Би-би-си: При каких условиях вы готовы были бы вернуться в Россию?

Н.К.: Вернуться я была бы готова, если бы была уверена, что отсутствует уголовное дело по обвинению меня и других членов нашей организации в государственной измене и шпионаже. И при условии гарантий непреследования. Хотя на сегодняшний день я понимаю, что ни то, ни другое получить невозможно.

Источник: bbcrussian.com